С.Д. Шилова, М.И. Ремша, Е.А. Ремша, Н.А. Ковалинская

ПРОБЛЕМЫ ПРАВОВОГО РЕГУЛИРОВАНИЯ ПРИМЕНЕНИЯ МЕТОДОВ
ВСПОМОГАТЕЛЬНЫХ РЕПРОДУКТИВНЫХ ТЕХНОЛОГИЙ

Палата представителей Национального собрания Республики Беларусь, Гродненский медицинский институт, Белорусский государственный университет

В статье рассматриваются вопросы медицинской и юридической практики в области применения методов вспомогательных репродуктивных технологий и гарантиях прав граждан при их применении.
В Республике Беларусь проблема репродуктивного здоровья и репродуктивных прав в настоящее время оказалась в центре общественного внимания. Во многом это обусловлено сложившимися неблагоприятными тенденциями ухудшения здоровья граждан в целом и репродуктивного здоровья в частности.
Сегодня право вынуждено вторгаться в такие сферы общественных отношений, которые прежде считались внеправовыми. Интенсивно прогрессирующее вмешательство в процесс деторождения, возможность выбраковки неполноценных в генетическом отношении оплодотворенных яйцеклеток, опасность манипулирования половыми клетками очертили круг правовых и моральных вопросов, связанных с новыми репродуктивными технологиями.
В первую очередь это право на занятие данного рода деятельностью, правомерность замораживания эмбрионов, яйцеклеток, сперматозоидов, сроки хранения и использование их для реципиентов (донорство яйцеклеток, сперматозоидов, эмбрионов), права и обязанности доноров половых клеток, правовые и этические особенности суррогатного материнства и др.
Стали возникать серьезные коллизии по правомерности использования новой диагностической и лечебной технологии, выяснилось отсутствие нормативных актов, регламентирующих в таких ситуациях права врача, женщины, ее родственников и т.д. Не освещены проблемы применения мер юридической ответственности, возникающие при реализации гражданами своих прав в области репродуктивного поведения.
Значительным катализатором обсуждения указанных проблем являются новейшие достижения в области биомедицины, существенно расширяющие возможности лечения бесплодия при помощи методов вспомогательных репродуктивных технологий.
Право иметь детей, безусловно, относится к одному из важнейших прав человека. Задача государства состоит в создании условий для реализации этого права, в том числе и путем создания правового режима применения методов вспомогательных репродуктивных технологий.
Несмотря на достижения современной медицины, увеличивается количество бесплодных браков. По результатам медицинской статистики удельный вес бесплодных супружеских пар в Республике Беларусь составляет 14,5 процентов.
По данным Министерства здравоохранения Республики Беларусь в стране зарегистрировано 9856 случаев женского бесплодия и 1794 мужского. Впервые данный диагноз установлен 2912 женщинам и 473 мужчинам. Для лечения супружеских пар, страдающих бесплодием, в каждом областном центре и г. Минске созданы консультации «Брак и семья» или центры планирования семьи, работает 2 – государственные и 2 – частные организации, использующие для лечения бесплодия методы вспомогательных репродуктивных технологий.
Рождение ребенка невозможно или опасно для жизни и здоровья матери при физиологических недостатках, биологической несовместимости супругов, противопоказанности беременности, ряде наследственных заболеваний и т.д. Причем причины бесплодия в равном количестве распределены между полами. Все это приводит к распаду семьи, к ухудшению демографической ситуации, а следовательно, к нарушению права человека на здоровье и благополучную жизнь.
Всемирная медицинская ассоциация (ВМА) положительно отнеслась к применению методов вспомогательных репродуктивных технологий, т.к. они служат благородной цели – лечению бесплодия и предоставлению права супругам, лишенным возможности производить потомство, завести детей.
В 1987 г. было принято Заявление об искусственном оплодотворении и трансплантации эмбрионов (Мадридская декларация), в котором провозглашены следующие рекомендации и этические принципы: медицинская помощь оправданна при бесплодии, не поддающемся медикаментозному и хирургическому лечению, особенно в случаях иммунологической несовместимости, непреодолимых препятствий для слияния мужской и женской гамет, бесплодия по неизвестным причинам.
На сегодняшний день известно несколько методов искусственной репродукции, когда производится вмешательство в естественные процессы возникновения человеческой жизни. Медицинские технологии, используемые при этом, различны, что в конечном итоге влияет на отношения права к тому или иному методу, на принципы правового регулирования.
Сложившаяся практика репродуктивных технологий развивается по трем основным направлениям: искусственная инсеменация женщины спермой мужа или донора; методы экстракорпорального оплодотворения, когда оплодотворенные яйцеклетки, полученные, как правило, после гормональной стимуляции женщины, переносят в полость матки, где они развиваются далее уже естественным путем; и вынашивание эмбриона «суррогатной матерью», когда женщина с помощью искусственного оплодотворения соглашается выносить и родить ребенка для супружеской пары.
Общим условием для применения любого из вышеперечисленных методов является письменное информированное согласие пациентов, получение которого – обязательное требование перед любым медицинским вмешательством.
Пациенты являются наиболее уязвимыми субъектами права, поскольку они, как правило, не обладают профессиональными знаниями в области медицины, поэтому обязанностью врача перед получением согласия на медицинское вмешательство является предоставление пациенту информации о процедуре экстракорпорального оплодотворения, о медицинских и правовых аспектах этой процедуры, о ее последствиях и о данных медико-генетического обследования, внешних данных и национальности донора.
Причем врач в такой ситуации должен занимать активную роль, являться советчиком, разъясняющим все возможные варианты лечения. Безусловно, согласие пациента должно быть выражено в письменной форме.
Методы вспомогательных репродуктивных технологий (далее – ВРТ) должны осуществляться только в тех учреждениях, которые получили лицензию на указанный вид деятельности.
– Применение ВРТ допускается в нашей стране только по медицинским показаниям (они определены в зависимости от конкретного метода).
– Сведения о проведенных операциях составляют врачебную тайну.
Однако действующие правовые нормы, регулирующие правоотношения, возникающие при использовании методов искусственной репродукции, фрагментарны, затрагивают лишь отдельные аспекты возникающих проблем.
Во-первых, остается неясным вопрос о возрасте супружеской пары или женщины, желающей воспользоваться методами вспомогательных репродуктивных технологий. Ни в одном нормативно-правовом акте не дано определение данного термина.
При современном развитии медицины физиологический барьер не является абсолютно непреодолимым, и искусственное оплодотворение в отношении женщин, перешагнувших фертильный возраст, успешно производится в соответствующих клиниках. В Постановлении Министерства здравоохранения Республики Беларусь «О медицинских показаниях и противопоказаниях к применению вспомогательных репродуктивных технологий» среди противопоказаний к применению ЭКО также не указан возраст супружеской пары или женщины, желающих воспользоваться данным методом, есть лишь требование о необходимости медико-генетического обследования супружеской пары старше 35 лет. В этой связи возникает вопрос, в какой мере это соотносится с интересами ребенка, который родится у женщины, допустим, старше 50 лет. А если оба супруга не молоды? Есть вероятность того, что такие родители просто не успеют вырастить своего ребенка.
Безусловно, всегда существует возможность утраты родительского попечения вследствие болезни или смерти родителей, но все-таки эта вероятность тем выше, чем старше родители ребенка. Однозначен ответ на этот вопрос и у медиков. Представляется очевидным, что при решении данного вопроса, прежде всего, следует принимать во внимание права родившегося ребенка.
Приоритет интересов и благосостояния детей во всех сферах жизни государства закреплен и в основных международно-правовых актах. Например, в ст. 27 Конвенции о правах ребенка, принятой Генеральной Ассамблеей ООН 20 ноября 1989 г., обязательства по выполнению которой взяла на себя и Республика Беларусь, закреплено право каждого ребенка на уровень жизни, необходимый для физического, умственного, духовного, нравственного и социального развития. Одним из главных назначений семьи является создание условий для нормального развития и надлежащего воспитания детей. Как записано в п. 1 ст. 18 Конвенции ООН о правах ребенка 1989 г., интересы ребенка являются предметом заботы, прежде всего его родителей.
На основании Кодекса Республики Беларусь о браке и семье, каждый ребенок имеет право жить и воспитываться в семье, насколько это возможно; право знать своих родителей; право на их заботу; право на совместное с ними проживание, за исключением случаев, когда это противоречит его интересам. Ребенок имеет право на воспитание своими родителями, обеспечение его интересов, всестороннее развитие, уважение его человеческого достоинства. Несомненно, только в семье закладываются предпосылки развития физически и духовно здорового человека.
Конечно, условие о возрасте может расцениваться как попытка ограничения права на материнство.
Однако в Конституции РБ (ст. 23) ограничение прав и свобод личности допускается только в случаях, предусмотренных законом, в интересах национальной безопасности, общественного порядка, защиты нравственности, здоровья населения, прав и свобод других лиц.
Такие ограничения объективно обусловлены тем, что человек живет в обществе и свобода личности проявляется во взаимодействии с другими людьми. Поэтому свобода, права личности не могут быть абсолютными, ничем не ограниченными. Каждый имеет обязанности перед другими людьми, в данном случае перед ребенком, перед обществом, государством.
Возможность ограничения прав и свобод при определенных условиях предусмотрена и в международно-правовых документах, в частности в п. 2 ст. 29 Всеобщей декларации прав человека, п. 3 ст. 12, п. 3 ст. 19 Международного пакта о гражданских и политических правах, п. 2 ст. 10 и п. 2 ст. 11 Европейской конвенции о защите прав человека и основных свобод.
Следовательно, необходимо четко установить возраст граждан, желающих воспользоваться методами ВРТ в соответствующем нормативно-правовом акте.
Таким образом, медицинская и юридическая практика свидетельствует, что недостатки механизма правового регулирования в указанной области крайне негативно сказываются на обеспечении прав и законных интересов белорусских граждан и организаций (учреждений) – субъектов возникающих правоотношений.
На основании вышеизложенного, в нашей стране разработан законопроект, направленный на обеспечение правовых и организационных основ применения вспомогательных репродуктивных технологий и гарантии прав граждан при их применении.
В настоящее время законопроект находится на рассмотрении в Палате представителей Национального собрания Республики Беларусь.

In article questions of medical and legal practice in a scope of methods of auxiliary reproductive technologies and guarantees of the rights of citizens are considered at their application.

PhD Malgorzata Ofiarska

THE RIGHT TO GOOD ADMINISTRATION AS A FUNDAMENTAL GUARANTEE OF PROTECTION OF CITIZENS’ RIGHTS INTRODUCTION

University of Szczecin, Republic of Poland

Одно из фундаментальных прав гражданина – право на эффективное законодательство и право на оптимальное управление. Право на хорошее управление гарантируется, среди других, Чартером Фундаментальных Прав Европейского союза и европейского Кодекса Хорошего Административного Поведения. Польская Конституция, принятая 2-го апреля 1997, не содержит положения в законе о праве граждан на оптимальное управление (но может быть получено из многих ее условий). Сегодня одной из потребностей общества является необходимость совершенствования стандартов административного права для защиты прав, в том числе право на медицинскую помощь.
One of the fundamental rights of citizen is the right to good legislation and the right to good administration. Proper implementation of citizens’ rights to good administration can contribute to more effective protection of their rights and to improve the operation of the public administration. The realization of this right depends, among others, from the proper separation, or even to codify the general part and specific part of the administrative law. Administrative law is without doubt the most comprehensive branch of law in Poland, especially given the amount of the regulated issues, as well as the diversity of the subject of legal regulation. This branch of law consists of – from different periods – a few hundred legislation acts and a few thousand executive acts to the laws governing almost all spheres of the individual life, the activities of state and other entities pursuing public authority. So far, parts of the general administrative law have not been isolated, defining and ordering rules for its use and that would contain a solution, which in principle should be applied in all sectors of this branch of law. First of all, good administration requires defining the basic concepts and regulating the institutions essential for the functioning of the administration, clarifying an individual’s position in its dealings with public administration bodies, which either in general has not yet been standardized, or regulated only in some areas of law in a heterogeneous way or regulates them too fragmentary. Judicial decisions sought to fill this gap for years, however, the practice of replacing the legislature by the courts is be assessed critically, because this was not the stabilization of law and strengthen public confidence in law.
At the same time, it does not seem possible to fully codify the administrative law that would contain a separate general part. Too frequent changes prevent it from happening, and would make the instability of such a code, and without doubt, possibly large sizes of the Code. It would not be possible to develop certain issues about the nature of general principles relating to all institutions regulated by such a codec (this may indicate a further attempt to pass a bill – General administrative provisions).
For many years, in the Polish literature there is a discussion, whether it is appropriate to implement the law that would contain provisions that could meet in the process of applying the substantive law of the administrative role of the general part of this branch of law. It has also been considered, what should be the scope and the arrangements for the issues that have major importance in the process.
Attempts to identify the part of the general administrative law.
Work on the bill – General Administrative Law initiated in the early seventies of the twentieth century in the Committee of Legal Sciences, Polish Academy of Sciences. In view of the divergence of views as to the scope of regulation by such a law, these works have not been successful. Indicated at the same time also uncertainty whether the development of a draft law due to the isolation of the Code of Administrative Procedure of 1960 [1] (governing the conduct of individual cases in the administration) of Chapter I, entitled «General Principles» (in fact, referring only to one, although the most common, form of government – administrative decision).
Again, the initiative works on the bill were adopted by the Legislative Council in September 1984. Prepared the development by J. Borkowski, justifying the need to establish such a law, and J. Swiatkiewicz, detailing issues that need to regulate the future law, have been incorporated by the Legislative Council to report on the state law (1986). We are also on the advisability of developing the «general rules» instead of «general principles» of administrative law. The doctrine discussed the need to pass a law on general provisions of administrative law, the desired range and the establishment of the binding force of the future scope of regulation. Disputes also included determination of the meaning of the act by certain terms that are relevant from a practical and legislative point of view.
The need for enactment of the Law – General Administrative Law was justified not merely by the absence of a general part, but also characteristic of administrative law, expressed in sensitivity to change of social relations and the needs of the state. Argued that the earlier reforms were limited to codify the procedure and that insofar as they relate only to the actions of government in the form of decisions and rulings. It was noted however, that the procedure has not fully covered all areas of the law.
The first draft of the Act – General Provisions of administrative law was signed with the date 25 April 1988, its goal was to create a permanent bases and ordering relations entered into by the state administration with an increasingly large and diverse group of entities. This was the more justified, because of the inability to codify a steadily expanded, revised and differentiated administrative law.
Another draft – General administrative law prepared by the Legislative Council cadence 1994–1997 (functioning by the Prime Minister) corresponded to a draft of 25 April 1988. It took account of the legal consequences of political changes, and alluded to the idea of rule of law (a concept was prepared before the enactment of the Polish Constitution of 1997 [2]). The need to adopt a general part of administrative law again justified volatility and fragmentation of administrative law, and its fragmented nature. It would apply not only to state bodies, state and local government agencies and social organizations, but also to all entities and individuals working in matters of public administration. Prepared by the Legislative Council a bill of general provisions of administrative law had a unifying character, because it used the jurisdiction of the Supreme Administrative Court, Constitutional Court and the Supreme Court and the achievements of administrative law doctrine. The intention of the designers was the inclusion in the general provisions the common solutions for different fields of administrative law, organize the conceptual apparatus, loopholes in administrative law and explanation of raising doubts, and indirectly – in turn – to harmonize regulation contained in separate regulations. It also facilitates the development of appropriate legal relationship between the administration and citizens and other actors. Another attempt made to draw up laws – General provisions of administrative law, however, has not led to the adoption of appropriate legal solutions by parliament [3, p. 117].
Polish Constitution adopted on 2nd April 1997 contains no explicit provision in the law about the citizens right to a good administration. However, this right can be derived from many of its solutions that include a set out in Article. 2 of the Constitution the principle of democratic rule of law that applies to all public authorities (and thus also to public authorities) [4, p. 116]. This character can be particularly attributed to the following solutions: principles of operation of public authorities on the basis of law (Article 7), the party’s right to appeal against judgments and decisions made at first instance in the proceedings before the administrative authorities (Article 78), control of government by the Supreme Administrative Court and other administrative courts (Article 184), and the right to compensation for damage caused by unlawful action of a public authority (Article 77). Banned the issuing of a decision against a national, legal persons and other entities are not subordinate to the issuing organization, such an act on the basis of normative acts of an internal nature (Article 93 paragraph. 2). Guaranteed citizens the right to obtain information about the activities of public authorities and persons exercising public functions, as well as other entities in so far as performing duties of public authorities and manage communal assets or property of the Treasury (Article 61). Banned capturing, collecting and sharing by the public authorities information on citizens other than those necessary in a democratic state of law and constitutionally guaranteed everyone the right of access to official documents and data collections, which may limit determined only by statute, and the right to request correction or deletion of false information, or information acquired in a manner inconsistent with the law (Article 51). Everyone has been granted the right to request the Ombudsman for assistance in protection of his freedoms or rights infringed by organs of public authority (Article 80) and the constitutionally guaranteed legal position of the Ombudsman as a guardian of freedom and human and civil rights set out in the Constitution and other normative acts (Article 208).
The proposed solutions contained in the draft – General administrative law, prepared by the Legislative Council cadence 1994–1997, were established ten years later. Expert group on the design of the general provisions of administrative law, appointed by the Ombudsman in June 2006, prepared a draft. It takes into account both the past achievements of doctrine and practice and the needs of the resolutions and recommendations of the European Union and Council of Europe (e.g. the recommendation of the Committee of Ministers of the Council of Europe Recommendation No. R (91) 1 of 13 February 1991 on administrative sanctions, or recommendation of the Committee of Ministers CM / Rec. (2007) 7 on good administration).
European guarantees of the right to good administration.
The right to good administration ensures, among others, Charter of Fundamental Rights of the European Union [5]. The right to good administration led by the Union institutions and bodies is a fundamental right. The Card grants anyone the right to an impartial and fair hearing of his case within a reasonable time by the institutions and bodies of the European Union. It includes: the right of everyone to be heard before any individual measure which would adversely affect him or her, the right of everyone to have access to his or her file, while respecting the legitimate interests of confidentiality and professional and business secrecy and the obligation of the administration to justify its decisions. Everyone has the right to claim compensation from the European Union, in accordance with the general principles common to the laws of the Member States, the damage caused by its institutions or servants in the performance of their duties (Article 41). To protect this right there is a right of action to the Court of First Instance and Court of Justice in Luxembourg, which act as administrative courts. Charter also confers on every citizen of the European Union and any natural or legal person residing or having its registered office in a Member State the right to ask the European Ombudsman cases of maladministration in the activities of the institutions, bodies and agencies of the European Union.
The right to good administration is also guaranteed in the provisions adopted on 6th September 2001 by the European Parliament – the European Code of Good Administrative Behaviour. The Code incorporates the principles of European administrative law formulated by the Court of Justice and refers to national solutions. The provisions of the Code are only recommendations in cases decided by the authorities of the Member States. However, they may play a positive role in improving the performance of public administration and in deepening the rule of law and confidence in relations with citizens and the internal relations of the various European Union countries.
The latest initiative to create a general part of administrative law.
Commission bill – General Administrative Law [6] submitted to the Parliament 12 January 2011 and was directed to and read at the meeting of the Sejm. The intention is a set of rules (rules) applicable in all aspects of the regulation widely understood administrative law, namely in the sphere of political, material – legal and process, including the financial law, and those parts of the labour law, which combine the use of administrative and legal instruments and forms of action. Refers to the legal principles applicable in the European Union and creatively develop the rule of law, especially of the Code of Good Administrative Behaviour.
Adoption of the proposed legal solutions will mainly eliminate confusion of terminology which is the source of doubt in the practice of public administration bodies and to build definitions of such basic concepts such as public administration, office (often wrongly equated with the administrative authority), public facility, public equipment, administrative recognition , An administrative decision and order, a final administrative and final order, administrative penalty, and the concept of leadership, control and surveillance (often inappropriately treated as synonyms.)
The provisions of the Act – General Provisions of administrative law will apply in the alternative, in matters of public administration in matters not regulated by separate laws. They will therefore apply to these laws to the extent not covered by specific provision as they set out. Therefore, it will concern i.e. definitions of the various legal institutions, the principle of respect for acquired rights (Article 8), the principle of protecting the faith and confidence that government officials act within the limits of the authority (Article 9), the principle of admissibility of interfering with the rights and obligations only under the rule of law generally applicable (Article 13); rules for the granting of rights and imposition, amendment and abolition of the duties of an administrative law (Chapter 3); established rules of handling matters in order to unify the standard safeguards to protect the interest of the individual and the public interest, i.e. equality, respect and confidence in the state of law, balancing the interests in matters of discretion, proportionality and fairness (Chapter 4); issues of sanctions for breach of administrative law (Chapter 5); rules for the conclusion, execution and termination by government agreements and administrative agreements (Chapter 6). The adoption of these solutions may lead to simplify and facilitate the application of administrative law and will remove the existing gaps in positive law. This should impact positively on the wider use of conciliation and negotiation methods of administration. Those elements also lead to the conclusion that this situation is likely to reduce the number of administrative disputes and matters to administrative courts. As a result, reducing the expenditure on public administration and administrative jurisdiction.
Closure.
Critical assessment of administrative law (especially the substantive law rather impossible to codify), the decodification of general administrative proceedings that arise in practical problems in applying the appropriate forms of administration and lack of normalization of new forms of action and the need to establish clearer criteria for control of action (behaviour ) of the administrative organs, make the urgent adoption of the act – general provisions of administrative law. The proposed solution to meet the requirements of a democratic state of law that will harmonize its law with the European Union and is bound to apply with the recommendations of the Council of Europe and European standards. It should constitute one of the factors that stimulate the desired changes in the sphere of government performance, while contributing to improving the standards of protection of individual rights in its dealings with the public.

The literature

1.    Ustawa z dnia 14 czerwca 1960 r. Kodeks postępowania administracyjnego (tekst jedn. Dz. U. z 2000 r. Nr 98, poz. 1071 ze zm.).
2.    Konstytucja Rzeczypospolitej Polskiej z dnia 2 kwietnia 1997 r. (Dz. U. Nr 78, poz. 483 ze zm.).
3.    Ofiarska, М. Formy publicznoprawne współdziałania jednostek samorządu terytorialnego. – Warszawa, 2008.
4.    Biuletyn RPO. Materiały. Prawo do dobrej administracji 2008, nr 60.
5.    Dz.U. UE. C z 2007 r. Nr 303, poz. 1.
6.    Sejm VI Kadencji, druk nr 3942.

One of the fundamental rights of citizen is the right to good legislation and the right to good administration. The right to good administration is guaranteed, among others, by the Charter of Fundamental Rights of the European Union and the European Code of Good Administrative Behaviour. Polish Constitution adopted on 2nd April 1997 contains no explicit provision in the law about the citizens right to a good administration (but can be derived from many of its provisions). The article justified the need for enactment of the act – General Provisions for the improvement of administrative law standards for the protection of individual rights in its dealings with the public, including the right to medical aid.

Dr hab. Wiesława Miemiec

ZASADY I ZAKRES PRZYZNAWANIA DOTACJI Z BUDŻETU JEDNOSTKI SAMORZĄDU TERYTORIALNEGO, OBJĘTYCH NADZOREM REGIONALNYCH IZB OBRACHUNKOWYCH

Katedra Prawa Finansowego Wydział Prawa, Administracji i Ekonomii Uniwersytet Wrocławsk, Republic of Poland

В статье описывается понятие и основные характеристики расходов, осуществляемых в юридической форме дотаций из бюджета местных органов самоуправления. Также характеризуются типы дотаций, выделяя объектные, субъектные и целевые дотации. Особенно тщательно проанализированы условия и обязательства по получению и расчету дотаций, а также последствия, связанные с их неправильным использованием.

Problem obrony otoczacego srodowiska i problem zrealizowania zasad biologicznego bezpieczenstwa porusza interes nie tylko obywatelow oddzielnego panstwa, ale i wszelkiego czlowieczenstwa. Trzeba zwrucic uwage na ten fakt, ze w polskim systemie prawowym tez odbywa sie finansowanie wydatkow panstwa i reyer na finansowanie wydatkow panstwa po obronie obywatelow od wynikow dzialalnosci organizacyj podstawowych, ktora dotyczy sie biologicznej etyki, z celem ekologicznego biezpieczenstwa ludnosci. Jako gwarancja wystepuje i nadzor regionalnych izb obrachunkowych.
W art. 11 ustawy o regionalnych izbach obrachunkowych ustalono zamknięty katalog uchwał i zarządzeń podejmowanych przez organy jednostek samorządu terytorialnego, które objęte są nadzorem sprawowanym przez kolegia regionalnych izb obrachunkowych [1]. W ust. 1 pkt 4 powyższego przepisu przewiduje się, że zakresem właściwości nadzorczej kolegium regionalnej izby obrachunkowej objęte są uchwały i zarządzenia dotyczące zasad i zakresu przyznawania dotacji z budżetu jednostek samorządu terytorialnego.
Jako zasady i tryb udzielania dotacji należy uznać te wszystkie wymogi zawarte w obowiązujących przepisach prawnych, które określają sposób ustalenia wysokości dotacji, krąg podmiotów, którym dotacja ma być przekazana, sposób przekazania tych środków, a także sposób i kontroli ich wykorzystania. Wymogi te muszą mieć podstawy w ogólnie obowiązujących przepisach prawa. Niektóre z nich muszą mieć także dodatkowe umocowanie w aktach prawa miejscowego, np. w uchwałach organów stanowiących j.s.t. dotyczących ustalania trybu udzielania i rozliczania dotacji dla przedszkoli, szkół i placówek publicznych oraz niepublicznych prowadzonych przez osoby prawne lub fizyczne. Przekazanie dotacji należy wiązać z faktycznym dokonaniem wydatku przez dotującego na rzecz beneficjenta. Dotacja musi mieć zatem zawsze charakter pieniężny [2].
W doktrynalnym ujęciu dotacja stanowi szczególny rodzaj wydatku z budżetu j.s.t., mający ściśle określony cel i dokonywany w trybie:
1)    władczym, a więc określonym jednostronnie,
2)    nieodpłatnym i bezzwrotnym,
3)    w ściśle określonej wysokości,
4)    podlegającym szczególnym zasadom rozliczania,
5)    na rzecz osób trzecich,
6)    na podstawie i w zakresie przewidzianym przez normy prawne [3].
Z budżetu j.s.t. udzielane są różne rodzaje dotacji dla różnych podmiotów i w różnym zakresie. Zgodnie z art. 218–221 u.f.p. dotacje przekazywane z budżetu j.s.t. dzielą się na dotacje podmiotowe, dotacje przedmiotowe i dotacje celowe [4].
Analizując przepisy u.f.p., można także dokonać podziału dotacji ze względu na kryterium podmiotu, któremu przekazywana jest dotacja. Wyróżnia się zatem dotacje udzielane na rzecz podmiotów zaliczanych do sektora finansów publicznych oraz na rzecz innych podmiotów, niezaliczanych do sektora finansów publicznych. To zróżnicowanie znajduje uzasadnienie w odrębnych regułach, przewidzianych w u.f.p. określających udzielenie i rozliczenie dotacji przekazywanych na rzecz każdego z powyżej wymienionych rodzajów podmiotów.
W ujęciu normatywnym ustawodawca przyjął, że dotacje są to podlegające szczególnym zasadom rozliczania środki z budżetu państwa, budżetu j.s.t. oraz z państwowych funduszy celowych, przeznaczone na podstawie niniejszej ustawy, odrębnych ustaw lub umów międzynarodowych na finansowanie lub dofinansowanie realizacji zadań publicznych (art. 126 u.f.p.). Dotacje charakteryzuje brak powszechności oraz uwarunkowanie konieczności spełnienia określonych przez prawo wymagań. Wymagania te dotyczą:
1)    zidentyfikowania podmiotu uprawnionego do otrzymania dotacji,
2)    prawidłowego ustalenia podstawy do obliczenia dotacji,
3)    przekazania dotacji w trybie określonym przez przepisy ogólnie obowiązujące, lub przez przepisy prawa miejscowego (w niektórych przypadkach ustawodawca wymaga dodatkowo zawarcia umowy),
4)    wykorzystania dotacji zgodnie z wyznaczonym celem,
5)    zasad rozliczania i sprawozdawczości z tytułu otrzymanych dotacji.
Warto zatem ustalić pojęcie poszczególnych rodzajów dotacji oraz reguły determinujące procedury realizacji ww. wymagań.
Przez dotacje podmiotowe, zgodnie z art. 218 w zw. z art. 131 u.f.p. rozumie się wydatki na dofinansowanie bieżącej działalności podmiotów, o ile tak stanowią odrębne ustawy. Uprawnienie do otrzymania dotacji jest zdeterminowane samym faktem prowadzenia działalności przewidzianej przez przepisy ustawowe. Do otrzymania takiej dotacji powinien wystarczyć jedynie wniosek podmiotu uprawnionego, bez konieczności spełnienia dodatkowych wymagań i zawierania odrębnej umowy. Wyjątkiem są np. dotacje na regionalne kolejowe przewozy pasażerskie [5]. Uzyskanie takiej dotacji z budżetu j.s.t. musi być poprzedzone odrębną umową zawartą między organem samorządu województwa a przewoźnikiem kolejowym. W umowie takiej należy określić wysokość dotacji za przewozy wykonywane w ramach obowiązku służby publicznej i terminy jej płatności oraz sposób rozliczenia dotacji, zasady zwrotu niewykorzystanej części dotacji oraz sposób rozliczenia deficytu przewozów [6].
Dotacje podmiotowe, według obecnie obowiązujących przepisów, mogą otrzymywać m.in. samorządowe instytucje działalności kulturalnej [7], przedszkola i placówki publiczne prowadzone przez podmioty nienależące do sektora finansów publicznych na podstawie art. 80 i 90 ustawy o systemie oświaty [8] oraz centra lub kluby integracji społecznej na podstawie art. 10 i 18 ustawy o zatrudnieniu socjalnym [9].
Dotacje przedmiotowe, zgodnie z art. 219 w zw. z art. 130 ust. 1 u.f.p., stanowią wydatki budżetu j.s.t. przeznaczone na dopłaty do określonych rodzajów wyrobów lub usług, kalkulowane według stawek jednostkowych. Zatem cechą odróżniającą dotacje przedmiotowe od podmiotowych jest przede wszystkim konieczność ich kalkulowania według stawek jednostkowych. W świetle art. 15 u.f.p. dotacje takie mogą otrzymywać zakłady budżetowe. Dofinansowane przez ten rodzaj dotacji były najczęściej usługi świadczone w zakresie komunikacji miejskiej, administrowania zasobem mieszkaniowym, zaopatrzenia w wodę, zbiorowego odprowadzania ścieków itp. Łączna kwota dotacji przedmiotowej dla zakładów budżetowych powinna być iloczynem liczby usług lub liczny wyrobów objętych dotowaniem, świadczonych przez zakład budżetowy w danym roku i stawki dopłaty do przyjętej jednostki miary wyrobu lub świadczonej usługi.
W praktyce prawidłowe ustalenie jednostki wyrobu lub usługi, dla których obowiązują jednostkowe stawki dopłat, stwarza problemy. Stawka ta musi być specyficzna, odniesiona do konkretnego rodzaju działalności lub poszczególnego wyrobu, jej obliczenie nie może się opierać na łącznych kwotach przychodów i kosztów zakładu, jeżeli wykonuje on więcej niż jeden rodzaj działalności. Kwoty i zakres dotacji określa uchwała budżetowa. Stawki jednostkowe dopłat do wyrobów lub usług ustalane są przez organ stanowiący j.s.t. w drodze odrębnej uchwały. Ustawodawca w zasadzie nie określił horyzontu czasowego dla uchwały dotyczącej tych stawek. Może ona być podejmowana na okres roku kalendarzowego albo na dłuższy czas [10].
W stanie prawnym, który zaczął obowiązywać od 1 stycznia 2011 r., podmiotem jedynie uprawnionym do otrzymywania dotacji przedmiotowych będzie zakład budżetowy. Wprawdzie art. 29 ust. 2 u.f.p. dopuszcza możliwość otrzymania dotacji przedmiotowych przez inne podmioty, o ile odrębne przepisy tak stanowią, ale dotychczas ustawodawca nie podjął żadnej inicjatywy w tym zakresie. Można więc przypuszczać, że w u.f.p. stworzono możliwość rozszerzenia kręgów podmiotów, które będą mogły otrzymywać taki rodzaj dotacji.
Dotacje celowe w świetle art. 220 ust. 1 oraz art. 221 ust. 1 u.f.p. to wydatki budżetowe j.s.t. stanowiące pomoc dla innych j.st., a także dla podmiotów niezaliczonych do sektora finansów publicznych i niedziałających w celu osiągnięcia zysku, z przeznaczeniem na sfinansowanie lub dofinansowanie realizacji zadań publicznych związanych z działalnością danej j.s.t. Ten rodzaj dotacji służy sfinansowaniu w całości lub dofinansowaniu realizacji zadania publicznego, przekazanego podmiotowi dotowanemu albo przejętego przez ten podmiot. Istnieje olbrzymia różnorodność rodzajów dotacji celowych, a także zasad i trybów ich udzielania. Jest to rezultat zróżnicowanego uregulowania poszczególnych kwestii w ustawach ustrojowych i w ustawach materialnego prawa administracyjnego.
Zawarcie odrębnej umowy musi poprzedzać zaplanowanie w budżecie kwoty dotacji. Obowiązek zawarcia takiej umowy jest cechą konstytutywną, która odróżnia dotację celową od innych rodzajów dotacji. Treść umowy o przyznaniu dotacji celowej wyznaczona jest przez art. 250 u.f.p. Zgodnie z tym przepisem, o ile odrębne przepisy lub umowa międzynarodowa nie określają inaczej, tryb i zasad udzielania lub rozliczania dotacji, udzielenie dotacji celowej następuje na podstawie umowy, którą zawiera zarząd j.s.t. Umowa taka powinna przesądzić:
1)    wysokość dotacji,
2)    cel lub opis zadania rzeczowego, na którego realizację są przekazywane środki dotacji,
3)    termin wykorzystania dotacji (nie dłuższy niż do 31 grudnia danego roku budżetowego),
4)    termin i sposób rozliczenia udzielonej dotacji,
5)    termin zwrotu niewykorzystanej części dotacji (z tym, że termin ten nie może być dłuższy niż terminy zwrotu określone w dziale V u.f.p.).
Wymogi dotyczące treści takiej umowy mają zatem zastosowanie tylko wówczas, gdy ustawodawca nie wprowadzi szczególnych regulacji, stanowiących podstawę prawną do zawarcia umowy. Charakterystyczne jest, że ustawodawca ustalając treść umowy o udzielenie i rozliczenie dotacji celowej przewidział otwarty katalog jej elementów. Posłużył się bowiem sformułowaniem «w szczególności». Oznacza to, że elementy wskazane w powołanym przepisie ustawy muszą się znaleźć w treści takiej umowy. Zarząd j.s.t. może jednak wprowadzić do treści umowy także inne elementy.
W obecnie obowiązujących przepisach występuje obszerny katalog podmiotów, które mogą otrzymywać dotacje celowe. Ze względu na cel działalności mogą to być np. dotacje na:
1)    dofinansowanie kosztów realizacji inwestycji zakładu budżetowego (art. 15 ust. 3 pkt 3 u.f.p.);
2)    dofinansowanie zadań bieżących finansowanych z udziałem środków pochodzących ze środków UE oraz niepodlegających zwrotowi pomocy udzielanej przez państwa członkowskie EFTA, której beneficjentem jest zakład budżetowy (art. 15 ust. 3 pkt 2 u.f.p.);
3)    sfinansowanie lub dofinansowanie kosztów inwestycji służącym ochronie środowiska lub gospodarce wodnej (art. 403 ust. 4 ustawy Prawo ochrony środowiska) [11];
4)    sfinansowanie bądź dofinansowanie prac konserwatorskich lub remontu zabytków wpisanych do rejestru na rzecz właściciela lub posiadacza takiego zabytku (art. 81 ust. 1 ustawy o ochronie zabytków i opiece nad zabytkami [12]);
5)    sfinansowanie bądź dofinansowanie zadań w zakresie zapobiegania chorobom, urazom, promocji zdrowia czy też remontów i inwestycji realizowanych przez samodzielne publiczne zakłady opieki zdrowotnej (art. 55 ustawy o zakładach opieki zdrowotnej) [13];
6)    dofinansowanie realizacji zadań z zakresu ochrony przeciwpożarowej (art. 32 ust. 3b ustawy o ochronie przeciwpożarowej [14]);
7)    pomoc społeczną (art. 25 ust. 2 ustawy o pomocy społecznej [15]);
8 )    rozwój sportu kwalifikowanego (art. 2 ust. 3 ustawy o sporcie kwalifikowanym [16]);
9)    działalność publicznych uczelni wyższych (art. 93 ust. 6 w zw. z art. 98 ust. 1 pkt 12 ustawy Prawo o szkolnictwie wyższym [17]);
10)    pokrywanie części kosztów działalności bieżącej i inwestycyjnej funkcjonowania Policji (art. 13 ust. 3 ustawy o policji [18]);
11)    działania wykonywane przez jednostki działające na podstawie przepisów ustawy o działalności pożytku publicznego i wolontariacie (art. 16 ust. 1) [19].
Szczególnym rodzajem dotacji celowej jest dotacja, która może być udzielona innej j.s.t. na konkretne określone jej zadanie (art. 220 ust. 1 u.f.p.). Udzielenie takiej dotacji musi być jednak poprzedzone podjęciem przez radę gminy odrębnej uchwały w sprawie udzielenia pomocy finansowej [20]. Zaplanowanie w budżecie wydatków na pomoc finansową udzieloną innym j.s.t. bez uprzedniego podjęcia przez radę gminy stosownej uchwały stanowi natomiast istotne naruszenie prawa [21].
W orzecznictwie sądów administracyjnych przyjmowano, że uchwała organu stanowiącego w sprawie udzielenia pomocy finansowej dla innej j.s.t. winna w sposób konkretny i jasny określać zadania, na realizację których pomoc finansowa jest przeznaczona, jak również zawierać kategoryczne sformułowanie o udzieleniu takiej pomocy [22].
W art. 221 ust. 1 u.f.p. przewidziano, że dotacja celowa z budżetu j.s.t. może być udzielona jednostkom niezaliczonym do sektora finansów publicznych i niedziałającym w celu osiągnięcia zysku, o ile realizują one zadania j.s.t. Z przepisu tego wynika, że prawo do ubiegania się o taką dotację ma jednostka niezaliczona do sektora finansów publicznych, która prowadzi działalność non-profit, pod warunkiem, że zadanie, na które , ubiega się o dotację, jest zadaniem publicznym związanym z realizacją zadań jednostki dotującej [23].
Zlecenie zadania i udzielenie dotacji może nastąpić w dwóch trybach. Jeżeli będą to zadania wymienione w ustawie o działalności pożytku publicznego i wolontariacie, to zlecenie zadania i udzielenie dotacji celowej następuje według zasad i trybu przewidzianych w tej ustawie. W art. 12– 5 u.d.p.p. ustawodawca uregulował zasady ubiegania się o udzielenie dotacji i tryb postępowania. Zasady zawierania umów o powierzenie zadania publicznego przewidziane zostały w art. 16 u.d.p.p., zaś tryb kontroli i zasady sporządzania sprawozdań zawarto w art. 17–18 u.d.p.p. Podstawą do udzielenia tej dotacji celowej jest więc umowa zawarta także na zasadach przewidzianych w ustawie o działalności pożytku publicznego i o wolontariacie. W przepisach tej ustawy zostały także przesądzone wszystkie inne kwestie decydujące o udzieleniu tej dotacji, tj. tryb ubiegania się o dotację, jej rozliczenia oraz kontroli wykonania dotowanego zadania.
Jeżeli jednak zadanie nie mieści się w zakresie przedmiotowym ustawy o pożytku publicznym i wolontariacie, to zlecenie zadania i udzielenie dotacji następuje na podstawie odrębnej umowy, którą zawiera j.s.t. z podmiotem dotowanym (art. 221 ust. 2 u.f.p. w zw. z art. 9 ust. 1 u.s.g., art. 6 ust. 1 u.s.p., art. 8 ust. 1 u.s.w.). W takiej sytuacji będziemy mieli do czynienia z drugim trybem zlecenia zadania i udzielenia dotacji. Dotacja jest wówczas udzielana na podstawie umowy, której treść musi spełniać wszystkie wymogi wymienione w art. 221 ust. 3 u.f.p., powinna zatem określać:
1)    szczegółowy opis zadania, w tym celu, na jaki dotacja została przyznana, i termin jego wykonania;
2)    wysokość dotacji udzielanej podmiotowi wykonującemu zadanie i tryb płatności;
3)    termin wykorzystania dotacji, nie dłuższy niż do 31 grudnia danego roku budżetowego;
4)    tryb kontroli wykonywanego zadania;
5)    termin i sposób rozliczenia udzielonej dotacji.
Ustawodawca ustalił zamknięty katalog elementów, które winny być zawarte w takiej umowie o dotację. Bardzo ważne jest precyzyjne określenie celu, na jaki dotacja ma być wykorzystana. Zbyt ogólne ustalenia w tym zakresie uniemożliwią ustalenie rodzaju dotacji oraz prawidłową kontrolę jej wykorzystania.
Tryb ubiegania się o taką dotację, jej rozliczenia oraz tryb kontroli wykorzystania muszą być określone w uchwale podjętej przez organ stanowiący. Uchwała taka powinna przede wszystkim ustalać rodzaje zadań, które mogą zostać zlecone, tryb postępowania, jaki powinien być stosowany przez organy j.s.t. wobec potencjalnych beneficjentów ubiegających się o przyznanie dotacji, zasady przyznawania i rozliczania dotacji oraz sposób kontroli wykonanego zadania. Uchwała organu stanowiącego j.s.t. jako akt prawa miejscowego musi być podjęta z uwzględnieniem jawności postępowania w zakresie udzielenia dotacji i jej rozliczenia (art. 221 ust. 4 u.f.p.). Oznacza to, że powinna być ogłoszona na zasadach i w trybie przepisów ustawy o ogłaszaniu aktów normatywnych i niektórych innych aktów prawnych. Ponadto sposób postępowania przy jej podejmowaniu musi wypełniać dyspozycję art. 34 u.f.p. oraz uwzględniać wymogi dotyczące zlecania zadań przewidziane przez przepisy p.z.p. (o ile ustawa ta w konkretnym przypadku powinna być stosowana).
Kolegia regionalnych izb obrachunkowych weryfikują treść przedkładanych uchwał nie tylko z punktu widzenia ich zgodności z ustawami prawa materialnego, kreującymi podstawę do zlecania zadania i przekazywania dotacji, ale także z ww. ustawami. W trakcie postępowania nadzorczego kolegia izb zwracają także uwagę, czy zasady i przesłanki udzielania dotacji sformułowane w takich uchwałach nie powielają lub modyfikują materii ustawowych.
W przypadku niewykorzystania części lub całości dotacji, wykorzystania części dotacji niezgodnie z przeznaczeniem, a także w razie dotacji pobranych nienależnie lub w nadmiernej wysokości, podmiot dotowany jest zobowiązany, zgodnie z art. 251 u.f.p., do zwrotu dotacji. Obecnie obowiązująca ustawa zasady zwrotu niewykorzystanej części dotacji oraz dotacji nienależnych i pobranych w nadmiernej wysokości uregulowała w sposób nieco odmienny od zasad obowiązujących poprzednio. Według art. 251 u.f.p. dotacje udzielone z budżetu j.s.t. w części niewykorzystanej do końca roku budżetowego będą podlegały zwrotowi do budżetu tej jednostki w terminie do 31 stycznia następnego roku. W przypadku, gdy termin wykorzystania dotacji będzie krótszy niż rok budżetowy, niewykorzystana część dotacji będzie podlegała zwrotowi w terminie 15 dni po upływie terminu wykorzystania dotacji. Od kwot dotacji zwróconych po terminie naliczane będą odsetki w wysokości określonej jak dla zaległości podatkowych począwszy od dnia następującego po upływie terminu zwrotu. Dotacje udzielone z budżetu j.s.t. według art. 252 u.f.p. wykorzystane niezgodnie z przeznaczeniem albo pobrane nienależnie czy też w nadmiernej wysokości, będą natomiast podlegały zwrotowi do budżetu wraz z odsetkami w wysokości określonej jak dla zaległości podatkowych w ciągu 15 dni od dnia stwierdzenia okoliczności, o których mowa w art. 252 ust. 1 pkt 1 i 2. W przypadku, gdy termin wykorzystania dotacji będzie jednak krótszy niż rok budżetowy, zwrot będzie musiał być dokonany w terminie 15 dni po upływie terminu przewidzianego dla wykorzystania dotacji. W takiej sytuacji odsetki od dotacji podlegających zwrotowi do budżetu j.s.t. naliczane będą począwszy od dnia przekazania z budżetu j.s.t. dotacji wykorzystanych niezgodnie z przeznaczeniem, lub następującego po upływie terminów zwrotu w przypadku dotacji pobranych nienależnie lub w nadmiernej wysokości.
Należy także zaznaczyć, że powyższe postępowania w sprawie zwrotu takich dotacji nie będzie miało charakteru powszechnego. Jeżeli odrębne ustawy określają zasady i tryb zwrotu dotacji w sposób odbiegający od reguł ustalonych w u.f.p., wówczas zwrot dotacji będzie realizowany według zasad przewidzianych w szczególnych ustawach. Sytuacja taka występuje w odniesieniu między innymi do dotacji udzielonych na podstawie ustawy u.d.p.p. Podsumowując, przedmiotem działań nadzorczych ze strony r.i.o. w kwestii dotacji będą więc nie tylko uchwały organów j.s.t. dotyczące np. ustalenia stawek dotacji przedmiotowych dla zakładów budżetowych, trybu udzielania dotacji, sposobu ich rozliczania oraz sposobu kontroli zleconego zadania, ale także prawidłowy sposób ujęcia kwot wydatków na dotacje w podziałkach klasyfikacji budżetowej.

The literature

1.    Ustawa z 7 października 1992 r. o regionalnych izbach obrachunko-wych (tekst jedn.: Dz.U. z 2001 r. Nr 55, poz. 577 ze zm.), dalej określana jako r.i.o.
2.    Orzeczenie regionalnej komisji orzekającej z dnia 27 kwietnia 2007 r., Biuletyn Naruszenia Dyscypliny Finansów Publicznych 2007, nr 3, s. 4.
3.    Augustyniak-Górna, Т. Dotacje z budżetów jednostek samorządu terytorialnego (w:) Gospodarka budżetowa jednostek samorządu terytorialnego, red. W. Miemiec, Warszawa 2006, s. 83 i n.; E. Chojna-Duch, Polskie prawo finansowe. Finanse publiczne. Warszawa, 2007. S. 108 i n.
4.    Ustawa z 27 sierpnia 2009 r. o finansach publicznych, Dz.U. Nr 157, poz. 1240 ze zm., dalej określana jako u.f.p.
5.    Ustawa z dnia 28 marca 2003 r. o transporcie kolejowym (tekst. jedn.: Dz.U. z 2007 r. Nr 16, poz. 94 z późn. zm.).
6.    Elementy umowy są określone także w przepisach rozporządzenia Rady Ministrów z dnia 21 kwietnia 2004 r. w sprawie organizowania regionalnych kolejowych przewozów pasażerskich (Dz.U. Nr 95, poz. 953).
7.    Ustawa z dnia 25 października 1991 r. o organizowaniu i prowadzeniu działalności kulturalnej (tekst jedn.: Dz.U. z 2001 r. Nr 13, poz. 123 z późn. zm.).
8.    Ustawa z dnia 7 września 1991 r. o systemie oświaty (tekst jedn.: Dz.U. z 2004 r. Nr 256, poz. 2572 z późn. zm.).
9.    Ustawa z dnia 13 czerwca 2003 r. o zatrudnieniu socjalnym (Dz.U. Nr 122, poz. 1143 z późn. zm.).
10.    Zgodnie z ustawą z dnia 7 czerwca 2001 r. o zbiorowym zaopatrzeniu w wodę i zbiorowym odprowadzaniu ścieków (tekst jedn.: Dz.U. z 006 r. Nr 123, poz. 858 z późn. zm.), ustalanie stawki na usługi w tym zakresie powinno być dokonywane corocznie.
11.    Ustawa z dnia 27 kwietnia 2001 r. Prawo ochrony środowiska (tekst jedn.: Dz.U. z 2008 r. Nr 25, poz. 150 ze zm.).
12.    Ustawa z dnia 23 lipca 2003 r. (Dz.U. Nr 162, poz. 1568 z późn. zm.).
13.    Ustawa z dnia 30 sierpnia 1991 r. (tekst jedn.: Dz.U. z 2007 r. Nr 14, poz. 89 z późn. zm.).
14.    Ustawa z dnia 24 sierpnia 1991 r. (tekst jedn.: Dz.U. z 2009 r. Nr 178, poz. 1380 z późn. zm.).
15.    Ustawa z dnia 12 marca 2004 r. (tekst jedn.: Dz.U. z 2008 r. Nr 115, poz. 728 z późn. zm.).
16.    Ustawa z dnia 29 lipca 2005 r. (Dz.U. Nr 155, poz. 1298 z późn. zm.).
17.    Ustawa z dnia 27 lipca 2005 r. (Dz.U. Nr 164, poz. 1365 z późn. zm.).
18.    Tekst jedn.: Dz.U. z 2007 r. Nr 43, poz. 277 z późn. zm.).
19.    Ustawa z dnia 24 kwietnia 2003 r. (Dz.U. Nr 96, poz. 873 z późn. zm.) dalej zwana u dpp.
20.    Uchwała Kolegium RIO w Białymstoku z dnia 12 sierpnia 2008 r., OSS 2008 nr 4, s. 101.
21.    Uchwała Kolegium RIO w Gdańsku z dnia 30 stycznia 2008 r., OSS 2008 nr 4, s. 116.
22.    Wyrok WSA z dnia 6 marca 2007 r., V SA/Wa 668/07, LEX nr 341325.
23.    Należy przyjąć, że ogólny cel działalności podmiotu nienastawiony na osiąganie zysku powinien przesądzać o możliwości udzielenia dotacji z budżetu j.s.t., por. M. Szydło, Zlecanie przez jednostki samorządu terytorialnego tworzonym przez siebie spółkom kapitałowym zadań publicznych, Przegląd Prawa Publicznego 2007, nr 9.

The paper describes the concept and basic characteristics of expenditures made in the legal form of subsidies from the budget of local governments. It also characterizes the types of subsidies, highlighting the objective, subjective and targeted ones. We carefully analyzed the conditions and liability to receive and estimate subsidies, as well as the consequences of their misuse.

A.V. Kilchevsky, S.E. Dromashko

NATIONAL BIOSAFETY SYSTEM OF THE REPUBLIC OF BELARUS

Institute of Genetics and Cytology, National Academy of Sciences of Belarus, Minsk, Belarus

Система биобезопасности Республики Беларусь разработана с учетом особенностей ее национального законодательства и государственного управления для того, чтобы: 1) защитить человека и природу при осуществлении ГИД и использовании ее результатов; 2) максимально способствовать использованию современных биотехнологий для укрепления экономического положения РБ; 3) воспрепятствовать росту финансовых затрат республиканского бюджета; 4) обеспечить максимальную свободу доступа общественности к информации по биобезопасности. Она полностью отвечает требованиям Картахенского протокола по биобезопасности к Конвенции о биологическом разнообразии.
Introduction. The governments of the many countries of the world support the development of modern biotechnologies as an important factor of the economy growth, increase of well-being of the population and rise of national production competitiveness. The number of biotechnological enterprises in countries of the European Union (EU) approaches to 2000, and their profits come to tens of billions of euro. Agricultural business also develops rapidly, using practical achievements of genetic engineering – genetically modified organisms (GMO). In accordance with predictions of the researchers, arable land in the world will decrease from ½ to ¼ hectare per person to 2025, since the human population on our planet today amounts to 6.6 billions of persons, and, with increase per annum approximately by 80 millions it will reach 9 billions of persons by 2050. That is why even industrially developed countries can face the problem of lacking food products per capita.
Hundreds examples are evidence of successful creation of GM-plants and their enormous practical value so it is expected that about 80 % of 29 main agricultural crops will be sown with GM-seeds in the nearest 10–20 years, since their cultivation brings an essential economic profit.
In Belarus, scientific studies, having for the ultimate objective transgenic plants development, were started by the initiative of academician N. A. Kartel in 2002 within the framework of the State Program «Genetic Engineering». In particular, tobacco model plants resistant to high doses of heavy metals and oil products were developed in the laboratory directed by him, at the Institute of Genetics and Cytology of the National Academy of Sciences of Belarus (NASB) by 2006. Nowadays works on DNA-technology use for agriculture and public health are continued in a number of the institutes of the National Academy of Sciences of Belarus and the Ministry of Public Health within the framework of the State Program «Innovation Biotechnologies». Transgenic pants of potato with a chitinase gene from bacterium Serratia plymuthica, those of tobacco with a gene cytochrome P450scc gene, flax, oil-bearing rape, American blueberry and others will be developed as a result of this program realization.
Main Part. If economic profit from GMO use is obvious on the whole, their safety, as before, causes the hot discussion, long ago having fallen outside the scope of laboratories and forums. This concerns, particularly genetically modified plants, large-scale use of which must be under strict control in order to avoid increase of possible risks.
The governmental commissions and non-governmental organizations like «Greenpeace» debate on safety use of the transgenic plants and animals in agriculture. That is why study of GMO safety is an important part of the program on scientific and technological developments in applied molecular biology. They fall far off outside the scope of science at the level of the paramount tasks of states and international organizations, whose duties are to ensure favorable conditions for life on the planet Earth.
One of the important documents, specifying genetic-engineering activity (GEA) and simultaneously adjusting interstate relations, is the Convention on Biological Diversity (CBD, Rio de Janeiro, June 1992). It proclaims responsibility of mankind for conservation, stable use and long-term development of the biological diversity. The Convention also includes problems of the natural areas conservation, rational use of biological resources, reconstruction of degraded ecosystems, and threatened species, strict control over modern biotechnologies, elaborations of the national ecological networks and legislative basis. In accordance with the principle of taking safety measures (the precautionary approach contained in Principle 15 of the Rio Declaration on Environment and Development, i.e. CBD), Cartagena Protocol on Biosafety (CPB) to the CBD was worked out in 2000, came into force on September 11, 2003, and, as of August 2010, was ratified by the majority of the CBD-parties (160 from 192 UN-states-members). The purpose of the CPB is the assistance to national governments in ensuring an adequate level of protection in the field of safe transfer, handling, processing and use living genetically modified organism (LMO/GMO) resulting from modern biotechnology (including genetic modification, GM) and capable to render adverse effects on the conservation and sustainable use of biological diversity, taking into account risks for human health, and specifically focusing on transboundary movements.
The Resolution of the Council of Ministers of the Republic of Belarus «On creation of the National Co-ordination Biosafety Centre» of June 19, 1998 No 963 was the first step in solving these problems in our country. According to this Resolution the corresponding functions were entrusted to the Institute of Genetics and Cytology of NASB, where the special structure subdivision – the National Co-ordination Biosafety Centre (NCBC) was set up.
The main aim of NCBC is regulating and co-ordination of the work in the field of realization of the strategies and national plan of actions on conservation and sustainable use of biodiversity within the CBD framework. The tasks of NCBC are as follows:
1) collection, analysis and systematization of information on legislation and scientific study on the biosafety questions, field trials of gene engineering objects, import (export), commercial use of GMOs and products on their basis in Belarus, as well as specified information on biosafety from databases of the international information networks, development of a national database on biosafety and GMOs;
2) granting of this information to all interested ministries and other organs of state management, mass media, people and public associations;
3) exchange of information with co-ordination centres of other countries and international organizations;
4) conduct of the state register of experts on biosafety in the field of GEA (in common with the Ministry of Natural Resources and Environment Protection);
5) ensuring the scientific expertise in the field of GMO safety (in common with experts of the state register);
6) rendering the consulting services to ministries and other republican organs of state management in development of legislation act projects, concerning import (export) and safe use of GMOs and products on their basis, manuals of estimation and prevention of risks for environment and human health, instructions on safety measures for laboratories of genetic engineering;
7) rendering the consulting services to ministries and other republican organs of state management in preparing the proposals on conclusion of bilateral and regional agreements, in development of the international agreements on biosafety problems, and realization of functions corresponding to legislation.
Having joined to Cartagena Protocol on 6 May 2002, the Republic of Belarus developed the national system of biosafety in the genetic engineering activity (GEA-safety).
The Resolution of the Council of Ministers of the Republic of Belarus «On measures for realization of the clauses of Cartagena Protocol on Biosafety to the Convention on Biological Diversity» of June 5, 2002 No 734 was a basis for creation of a number of competent national organs. They are the Ministry of Natural Resources and Environment Protection (hereinafter – Ministry of Nature) in a part of functions concerned with GMO release into environment, the Ministry of Health and the Ministry of Agriculture and Food – for problems of the GMO use in economic activity. According to this resolution the function of relation with CPB secretariat is entrusted to NCBC.
The basis of the concept of the government regulation of GEA safety in Belarus includes the total world experience, Belarusian legislation and state management system established in the country, its international agreements obligations. The most important statements of the concepts were represented in the Law of the Republic of Belarus «On the Safety in Gene-engineering Activity» (hereinafter – the Law), passed in January 9, 2006. This Law together with documents of current legislation and other legal documents, worked out for its development, is the main resources of the normative legal basis of the developing national biosafety system. This system provides realization of the Belarus people rights of life, health protection, information, and of prevention of these rights breach.
The Law establishes legal and organizing bases of the GEA safety protection. Its clauses do not apply to relations, associated with using genetic engineering to human, his organs and tissues, handling of pharmaceuticals, food raw materials and food-stuffs, feed for animals, obtained from GMO or their component (clause 2), since they are controlled by special legislation about public health. The following measures are determined in clause 5 of the Law on protection of GEA safety: acceptance of the normative legal documents; approval and implementation of the technical normative legal documents in the field of GEA safety and their realization; undertaking the state expertise in GMO safety; realization of control in the field of GEA safety, and a number of other measures of the biosafety protection.
The Resolution of the Council of Ministers of 4 May 2010 No 677 (approved by the decree of the President of the Republic of Belarus No 5/31786, signed on 07.05.2010) «On Approving the Regulation on Order of the Undertaking Risk Assessment of Possible Deleterious Effects of Gene-engineering Organisms on Human Health». The Resolution specifies estimation of GMO use risk in Belarus. An order and common requirements were determined for risk assessment of possible harmful GMO influence on human health. The Resolution uses following main terms: risk assessment – a determination of probability of the bad GMO influence on human health; factors of the risk – GMO features, associated with genetic modification, which can expert a deleterious effect on human health. The risk assessment is curried out for determination of possible deleterious GMO effects influence on human health, estimation of probability and degree of such effect danger, as well as ways of their prevention and control (management).
The risk assessment is carried out by experts realizing GEA, juridical persons and individual businessmen. In accordance with legislation order, the information obtained is included in materials, which juridical persons and the individual businessmen submit to the Ministry of Nature for undertaking the state expertise of GEA safety. If new information on GMOs and their influence on human health is obtained, the results of risk assessment can be revised. Determination of responsibility for breach of the legislation requirements (clause 5 of the Law «On Safety of Gene-engineering Activity») is one of the most important measures for GEA protection. The Law «On Contributing the Additions in Some Codes of the Republic of Belarus on Questions of Determination of Responsibility for Breach of Legislation about Safety of Gene-engineering Activity» was adopted on 18 May 2007 with the purpose of realization of the specified prescription. It contributes a number of the additions to administrative and criminal legislation of the country. The Part 1 of the Article 15.4 of the Code of the Republic of Belarus on Administrative Responsibility (hereinafter – COAR) provides responsibility for breach of the rules of safety production, storage, use, transportation, burning and other manipulations with radioactive, bacteriological, chemical materials or wastes of production and consumption. These COAR regulations were supplemented with the instruction that such a responsibility follows in the case of similar actions with GMOs. The Part 1 of the Article 278 of the Criminal Code also includes additions, similar to measures contributed in the Part 1 of the Article 15.4 of COAR, according to which the responsibility is determined for similar breaches of the safety rules: in the case of administrative prejudice (i.e. when a judicial decision has already came into effect) a fine is imposed in the size from 20 to 1000 datum values (≈ 10 thousand US$); the size of criminal responsibility for similar breaches is up to 7 years of imprisonment.
Legislation of Belarus does not prohibit use and circulation of food raw material and food-stuffs, produced from GMOs, but in accordance with the Laws of the Republic «On Quality and Safety of Food Raw Material and Food-stuffs for Human Life and Health» [National Register of the Legal Documents (NRLD). 2003, No 79, 2/966) and «On Protection of the Rights of the Consumers» (NRLD. 2003, No 8, 2/932) a buyer has a right of getting information on food product, including such data as GMO or their components content in them. The republican system of GMO control organization includes 15 test laboratories, of them 6 – under the auspices of the Ministry of Public Health, 6 – belongs to the State Committee for Standardization, 2 – of the NASB and 1 – of the Ministry of Agriculture and Food.
In accordance with Belarusian legislation, an estimation of transgenic plant biosafety in specially equipped experimental fields (testing area) is an obligatory condition for their use in agricultural practice. Such fields for trials are developed at the Academy of Sciences of Belarus (the Institute of Genetics and Cytology, and the Scientific and Practical Center for Potato, Vegetable and Fruit Growing).
Conclusion. On the whole, it should be noted that in Belarus there are all conditions for successful introduction of transgenic plants, developed by home and foreign scientists: sufficient legislative foundation were laid down, and creation of appropriate infrastructure for fields trials is being completed. Rational introduction of transgenic plants in agrocoenoses will make it possible to raise their productivity, to use more effectively (economically) the remedies of plant protection, to reduce expenditures of labor in growing agricultural crops.

The biosafety system of the Republic of Belarus (BS) is elaborated taking into account properties of national legislation and state management. BS ensure an adequate level of protection for human being and nature in the field of the safe productive use of genetic modified organisms (GMOs). BS completely corresponds to the international Cartagena Protocol on Biosafety to the Convention on Biological Diversity.

S.E. Dromashko, M.O. Kholmetskaya, L.S. Sidor, S.O. Vdovenko,
N.N. Belko

DETECTION OF GENETICALLY MODIFIED COMPONENTS IN FOODSTUFFS: RESEARCH EXPERIENCE OF THE LABORATORY FOR GMO DETECTION AT THE NATIONAL BIOSAFETY COORDINATION CENTRE

National Co-ordination Biosafety Centre at the Institute of Genetic and Cytology of NAS of Belarus, Minsk, Belarus

В Республике Беларусь все пищевые продукты должны быть маркированы на содержание генетически модифицированных ингредиентов (ГМИ). Контроль ГМИ в Беларуси основан на детекции 35S промотора вируса мозаики цветной капусты с использованием двух методов: ПЦР + электрофореза и ПЦР в реальном времени. Мы используем метод ПЦР + электрофорез, который позволяет определять ГМИ в продуктах питания с чувствительностью 0,1 %, что достаточно для проведения качественного анализа. За пять лет проведено свыше 11 000 анализов на наличие ГМИ образцов пищевых продуктов, содержащих сою и кукурузу. Количество продукции, содержащей ГМИ, относительно невелико и в настоящее время сохраняется на уровне 1 %.
Introduction. At present a distinct rise is noted in applying new technologies associated with developing transgenic plants and production of foodstuffs on their basis. As a result of this fact, there is some probability of genetically modified ingredients (GMI) penetration into human organism. The foodstuffs, produced by using genetically modified raw materials, subject, as a rule, to more serious assessment for safety than the conventional foodstuffs. International and national legislations in the field of biosafety require talking into account of the consumer’s right to get information on application of gene engineering technologies in producing the given foodstuffs.
Main Part. Different standard requirements are used for marking products containing GMI in various countries. In particular in Russia and EU countries, no marking of genetically modified products is allowed, given the GMI content does not exceed 0.9 %. In the Republic of Belarus in conformity with the national legislation, threshold – free marking is applied and the products listed in Table 1 are subject to the control. When GMI safety is established, the principles of estimating foodstuffs, containing GMI of plant origin recommended by WHO in 2000, are used.
The aim of analyses for detecting GMI consists in qualitative and quantitative assessment of genetic elements or proteins in the given matrix peculiar to genetically modified crops and products produced from them.
Two basic methods are used in practice for GMI detection. The first method is based on revealing proteins-transgene products and the second one – on polymerase chain reaction (PCR) (PCR+electrophoresis, PCR in real time, PCR+DNA detection on biochip).

Table 1
List of food raw materials and foodstuffs subject to checking the presence of genetically modified components in the Republic of Belarus

The methods of GMI detection using protein as an analysed parameter include analysis procedures based on antibodies.
The methods, where nucleic acids are used as an analysed parameter, are based on DNA extraction from foodstuffs and on determination of the fact of its genetic modification by PCR. The methods are based on identification of recombinant DNA and are aimed at revealing regulator sequence of promoter 35S of cauliflower mosaic virus. This is due to the fact that almost all the genetically modified plants, presented now at the world foodstuffs market, contain the same DNA sequences regulating the function of the gene encoding an introduced trait, namely the promoter 35S from cauliflower mosaic virus and terminator NOS from A. tumefaciens. Two basic methods are used in the Republic of Belarus in controlling samples for the GMI content: PCR+electrophoresis in agarose gel and PCR in real time (STB GOST R 52173-2005, STB R ISO 21569:2005).
Both methods are widely practised in the Republic of Belarus. The PCR method in real time is more expensive and provides threshold sensitivity of less than 0.1%. In some cases this can become a cause of getting the so-called «pseudopositive» results, since standard samples (reference materials) are calibrated for the GMI presence with an error of no less than 0.1 %.
Fifteen experimental laboratories (6 – in the system of the Ministry of Public Health, 6 – at the State Standard, 2 – at the National Academy of Sciences and 1 – at the Ministry of Agriculture and Food) were set up in the Republic for organizing GMO control, namely:
1.    Republican Scientific and Practical Centre for Hygiene.
2.    Republican Centre for Hygiene, Epidemiology and Public Health.
3.    Minsk Centre for Hygiene and Epidemiology.
4.    Brest Regional Centre for Hygiene, Epidemiology and Public Health.
5.    Gomel Regional Centre for Hygiene, Epidemiology and Public Health.
6.    Mogilev Regional Centre for Hygiene, Epidemiology and Public Health.
7.    Belarusian State Institute for Metrology.
8.    Brest Centre for Standardization, Metrology and Certification.
9.    Vitebsk Centre for Standardization, Metrology and Certification.
10.     Gomel Centre for Standardization, Metrology and Certification.
11.     Grodno Centre for Standardization, Metrology and Certification.
12.     Mogilev Centre for Standardization, Metrology and Certification.
13.     Belarusian State Veterinary Centre.
14.     Scientific and Practical Centre for Food at the National Academy of Sciences of Belarus.
15.     Institute of Genetics and Cytology at the National Academy of Sciences of Belarus.
The PCR+electrophoresis method is used in the Laboratory for GMO Detection (LDGMO) at the National Biosafety Co-ordination Centre. It allows GMI detection in foodstuffs with sensitivity of 0.1 % that was verified in analyzing reference materials. Appearance of «pseudopositive» results with such sensitivity is practically ruled out (in using standard reference materials). At the same time sensitivity of 0.1 % is sufficient for carrying out a qualitative analysis of samples for the GMI content.
Above 11 thousand analyses of foodstuffs containing soya and maize were made for GMI presence over the time of our laboratory existence. The results of GMI detection in foodstuffs (on order of organization and individual business owners) obtained during 2006–2010 are given in table 2.
As a result of the performed analyses, it was established that, on the average, slightly more than 1 % of products contain GMI, in an overwhelming number of cases genetically modified soya. Genetically modified maize was detected in isolated cases. Soya oil meal, semi-finished products from chicken meat, semi-finished fish products and some other products are among the products containing GMI. The highest quantity of genetically modified products was supplied in 2008 – about 2 %. In 2009 and 2010 a decrease in the quantity of such products was observed. However it is too early to draw definite conclusions of the tendency to a decrease in the quantity of GMI products: a further set of statistically significant data is required. The results obtained by LDGMO will be taken into consideration in improving and harmonizing legislation in the field of biosafety and protection of consumer’s rights.

Table 2
Data on testing foodstuffs for GMI content in LDGMO during 2006–2010

.

Besides, in 2009 LDGMO conducted monitoring for the content of genetically modified components in foodstuffs on order of Belarusian State Institute for Metrology. The goal of such monitoring was to obtain results of tests in some groups of products for possible extension of the list of products controlled for the GMI content and to establish a threshold value of the GMI content with excess of which products are subject to obligatory marking. The results of monitoring have shown the absence of recombinant DNA in all the samples studied and it was concluded that it was not necessary to analyse the given products for the GMI content.
Conclusion. On the whole, by the results of our investigations one can conclude that the quantity of products containing GMI is relatively small and at present remains at the level of 1 %.

In the Republic of Belarus all food products must be marked for the content of genetically modified ingredients (GMI). GMI-control in Belarus is based on the detection of 35S promoter of cauliflower mosaic virus with application of two methods: PCR plus electrophoresis and PCR in real time. We tested more than 11 000 analyses of food samples, containing soy-bean and maize during past five years. The quantity of products containing GMI is relatively small and at present remains at the level of 1 %.

Roman Jurík

EUROPEAN UNION DOMESTIC PRODUCTION AND IMPORT OF GENETIC MODIFIED FOODS

Trnava University of Trnava, Faculty of Law, Slovak Republic

Использованием ГМО обеспокоены во всем мире. В ЕС существует множество правовых актов, регулирующих использование и маркировку продукции с использованием ГМО. Такие ограничения влияют на международный рынок. Вместе с тем Евросоюз, как член Всемирной Торговой Организации, обязан соблюдать правовые рамки международного рынка, установленные ВТО. Использование и импорт ГМО в Евросоюз привели к международным торговым спорам, которые были разрешены ВТО. Между бывшими Европейскими сообществами, с одной стороны, и США, Канадой и Аргентиной – с другой, возникало 3 спорных момента, которые были урегулированы экспертной группой. Было обнаружено нарушение Договора с ВТО по вопросам санитарных и фитосанитарных норм. Европейскому Союзу пришлось изменить свое законодательство относительно ГМО. Этим фактом были не довольны многие жители ЕС, однако, несмотря на это, Евросоюзу пришлось выполнить свои обязательства.

Phenomenon of genetic modified organisms (GMO) should be reflected by all states of the world and also by the European Union. The first act of former European Communities dealing with was the Council Directive 90/220/EEC on the deliberate release into the environment of genetically modified organisms from 1990. The main objective of this directive was to protect people health and environment before GMO. Directive didn’t prohibit the planting and raising or using of GMO, but it gave to the member states obligations to reach its main objective. Directive defined terms as deliberate release of GMO as condition for using of GMO and placing them on the market. Sensitive provisions of the directive were the obligations for importers of GMO, who placed GMO on the market. They had to notify placing of GMO to the competent authority of the affected member state. The notification was quite complicated. This notification should protect human health and environment before GMO, but it represented also restriction by using and especially importing of GMO – especially in the point of view of sensibility of any restriction of international trade.The Directive 90/220/ECC was replaced by the Directive 2001/18/EC of the European Parliament and of the Council on the deliberate release into the environment of genetically modified organisms and repealing Council Directive 90/220/EEC from 2001. After revision of the Directive  90/220/EEC where the restrictive measures modified and prolonged (and the Directive 90/220/EEC was repealed).European Union has adopted many another acts affecting GMO and promoting restrictions of placing of the GMO on the EU market. Quiet strict restrictions introduced the Regulation (EC) No 258/97 of the European Parliament and of the Council of 27 January 1997 concerning novel foods and novel food ingredients from 1997. This Regulation provided measures on placing all foods into the EU market, but it was special restrictive concerning to the GMO.The concern of the European Union for GMO is visible in many other acts regulating legal regime of using of GMO. For example Commission Regulation (EC) No 65/2004 of 14 January 2004 establishing a system for the development and assignment of unique identifiers for genetically modified organisms, Regulation (EC) No 1829/2003 of the European Parliament and of the Council of 22 September 2003 on genetically modified food and feed, Regulation (EC) No 1830/2003 of the European Parliament and of the Council of 22 September 2003 concerning the traceability and labelling of genetically modified organisms and the traceability of food and feed products produced from genetically modified organisms and amending Directive 2001/18/EC, Commission Regulation (EC) No 641/2004 of 6 April 2004 on detailed rules for the implementation of Regulation (EC) No 1829/2003 of the European Parliament and of the Council as regards the application for the authorisation of new genetically modified food and feed, the notification of existing products and adventitious or technically unavoidable presence of genetically modified material which has benefited from a favourable risk evaluation, Directive 2009/41/EC of the European Parliament and of the Council of 6 May 2009 on the contained use of genetically modified micro-organisms (Recast), Regulation (EC) No 1946/2003 of the European Parliament and of the Council of 15 July 2003 on transboundary movements of genetically modified organisms . All those measures had affect to the international market regulated by the WTO. It was important event in 1999, when European Commission de facto stopped approval of new GMO foods without formally legal Union act .Restrictions in importing of GMO products and placing them on the EU market caused more disputes between European Union and another states outside the Union. Three disputes were settled by the WTO. All of those disputes formally began in 2003 and they got sign DS291, DS292 and DS293 . In case DS291 the complainant were United States of America, in case DS292 Canada and in case DS293 Argentina. USA, Canada and Argentina requested consultation with former European Communities because of measures of former EC and their member states affecting imports of agricultural and food, especially moratorium of approval of placing of biotech products applied by the former EC since October 1998. All three complainants requested the establishment of panel. Dispute Settlement Body on its meeting in August 2003 established single panel for all those three disputes. The panel overstepped the period of 6 months, witch is the regular period of working of the panel. The delay was caused by request of disputes parties as well for complicated scientific issues, which had the panel to investigate. Report of the panel was circled to WTO members on September 2006. The panel in the report found that the former European Communities violated the WTO treaties, especially the Agreement on the Application of Sanitary and Phytosanitary Measures by applying de facto moratorium on the approval of the biotech products between June 1999 and August 2003, when the panel was established. However, the panel didn’t satisfy all claims of the complainants. The Dispute Settlement Body adopted the report of the panel on it’s meeting in September 2006. No dispute party appealed the panel report.European Union had to implement the report of the panel. In accordance with the Article 21.3 (b) of the Dispute Settlement Understanding DSB agreed with reasonable period for implementing of the panel report by former European Communities. Later the period was prolonged and the parties announced that the period will expire in January 2008 for USA, in March 2009 for Canada and in March 2010 for Argentina. European Union had to liberate the regime of import and placing of GMO products into it’s market according to the dispute settlement.It was for many EU citizens, politicians and environmental activists unsatisfied the result of the dispute settlement by the WTO. However European Union had to respect the result. Result without sufficient acknowledgments on effect of using GMO on human health and environment. It will be interesting to observe further development in this area.

Literature

1.    BRÖSTL, A. et al. Ústavné právi Slovenskej republiky. Plzeň: Vydavatelství a nakladatelství Aleš Čeněk, s.r.o., 2010. ISBN 978-80-7380-248-6.2.    BERDISOVÁ, L., TRNKÓCY, S. Vzťah ústavného práva členských štátov Európskej únie a práva ES/EÚ – problematika prednosti. Žilina: Poradca podnikateľa, spol. s.r.o., 2007.  ISBN 978-80-88931-68-3.3.    PRÍBELSKÝ, P. Quo vadis, slovenský ústavný systém? In: Ústavné právo 20 rokov po páde komunizmu. Plzeň: Vydavatelství a nakladatelství Aleš Čeněk, s.r.o., 2011 – P. 78–101.  ISBN 978-80-7380-302-5.4.    HURNÁ, L., RUSIŇÁK, P. Právo Európskej únie. Bratislava: Ekonóm, 2010. ISBN 978-80-2253-048-4.5.    McMAHON, J.A. EU agricultural law. Oxford: Oxford University Press, 2007. ISBN 978-19-0450-165-7.

Using of GMO is sensitive issue in all world. European Union regulates using and placing on it’s marked of GMO by many acts. Such regulation has impact to the international market. However, EU as member of WTO have to respect a legal framework of international market settled by WTO. EU practice by using and especially import of GMO caused international trade disputes, which was settled by the WTO. There where three disputes between former European Communities on the one side and USA, Canada and Argentina on the other side settled by the panel. The panel fund violating of WTO Agreement on the Application of Sanitary and Phytosanitary Measures. EU had to change it’s policy on GMO. Many EU citizens were unsatisfied by this result. However, EU had to fulfill it’s obligations.

1. EUR-LEX, Genetically modified organisms (GMOs) <http://eur-lex.europa.eu/en/dossier/dossier_48.htm> 11. 4. 2011.

2. Euroinfo <http://www.euroinfo.gov.sk/geneticky-upravene-potraviny-4c8.html> 11. 4. 2011.

3. WTO: <http://www.wto.org/english/tratop_e/dispu_e/find_dispu_cases_e.htm?year=none&subject=G103&agreement=none&member1=none&member2=none&complainant1=true&complainant2=true&respondent1=true&respondent2=true&thirdparty1=false&thirdparty2=false#results> 11. 4. 2011.

Министерство иностранных дел Республики Беларусь,
Белорусский государственный университет

В данной статье представлен обзор возможностей сотрудничества Беларуси и ЦЕИ. Расширение контактов с европейскими государствами в рамках Инициативы позволяет наладить с ними прочные, стабильные связи, способствует гибкому прагматичному региональному сотрудничеству. Динамика участия белорусских организаций в проектах ЦЕИ, активизация данной деятельности, в том числе образовательной, позволяет получить финансовую и экономическую помощь из Фонда Сотрудничества ЦЕИ, одновременно способствуя распространению в Европе информации о возможностях и потребностях белорусского общества.

Центрально-Европейская Инициатива (ЦЕИ) – региональное объединение, созданное в 1989 году. В настоящее время в состав ЦЕИ входят 18 государств: Албания, Австрия, Беларусь, Босния и Герцеговина, Болгария, Венгрия, Италия, Македония, Молдова, Польша, Румыния, Сербия, Словакия, Словения, Хорватия, Чехия, Черногория и Украина. Нынешнее название организации официально принято на встрече глав государств стран-членов ЦЕИ в Вене 18 июля 1992 года.
Главная задача ЦЕИ – содействовать укреплению гибкого и прагматичного европейского регионального сотрудничества в целях предотвращения образования новых разделительных линий в Европе. ЦЕИ способствует взаимодействию государств Центральной, Восточной и Юго-Восточной Европы в сферах трансграничного сотрудничества, энергетики, транспорта, науки и технологий, образования, культуры, малого и среднего бизнеса, сельского хозяйства, охраны окружающей среды, развития человеческих ресурсов, информации и СМИ, защиты национальных меньшинств, туризма и молодежной политики.
Работу в каждой из перечисленных областей возглавляет рабочая группа, состоящая из представителей стран-членов (эксперты министерств и органов государственного управления, государственных и негосударственных организаций). Члены рабочей группы занимаются оценкой проектов, поступающих в ЦЕИ для полученияфинансирования. Как правило, софинансирование из Фонда сотрудничества ЦЕИ не превышает 50 % от общей стоимости совместного мероприятия: семинар, конференция, фестиваль, тренинги и т.д.
Высшими органами Центрально-Европейской Инициативы являются встречи глав правительств и министров иностранных дел стран-членов организации. Основной рабочий орган ЦЕИ – Комитет национальных координаторов (КНК), в который входят представители всех стран-членов. Текущими вопросами и координацией деятельности ЦЕИ занимается Исполнительный секретариат ЦЕИ, который находится в Триесте.
Республика Беларусь присоединилась к ЦЕИ на полноправной основе в июне 1996 года.
Беларусь активно участвует в ежегодных мероприятиях организации: встречах глав правительств и министров иностранных дел стран ЦЕИ, заседаниях Комитета национальных координаторов, совещаниях политических директоров.
В последних основных мероприятиях ЦЕИ в г. Бухаресте (Румыния) в ноябре 2009 г. (встрече глав правительств и министров иностранных дел стран ЦЕИ в рамках румынского председательства в Организации в 2009 году), а также в г. Будве (Черногория) в июне 2010 г. (совещании министров иностранных дел в рамках черногорского председательства в Организации в 2010 году) приняли участие белорусские делегации во главе с заместителем Министра иностранных дел Республики Беларусь В.И. Воронецким.
Беларусь использует свое членство в ЦЕИ для налаживания устойчивых связей со странами центрально-европейского региона, продвижения белорусских проектов и инициатив, а также участия в реализации отдельных региональных проектов и программ.
11 августа 2006 года в г. Минске состоялось подписание Соглашения о сотрудничестве между Национальной академией наук Беларуси и Международным центром теоретической физики им. Абдус Салама (г. Триест, Италия). Соглашение стало основой для создания на базе лаборатории нелинейной оптики Института физики НАН Центра по взаимодействию с ЦЕИ в рамках Нayчнo-технологической сети Центрально-Европейской Инициативы. Организация разрабатывает стипендиальные программы и исследовательские проекты, организует международные семинары, что в целом очень благотворно сказывается на белорусской науке.
7-8 октября 2010 г. представитель Минэнерго принял участие в первом заседании специальной группы ЦЕИ по энергетике в г. Триесте, итогом которого стало создание в рамках Организации новой структуры – Региональной инициативы по развитию устойчивой энергетики (совместно с другой европейской организацией – Советом регионального сотрудничества). Предусматривается, что данная инициатива будет оказывать содействие в подготовке мини-проектов в сфере энергетики и поиске инвесторов для их осуществления. Презентация потенциальных проектных предложений с белорусской стороны состоялась непосредственно на данном заседании (строительство мини-ТЭЦ на местных видах топлива).
Представители Республики Беларусь (студенты Минского государственного лингвистического университета) 25-26 ноября 2010 г. приняли участие в 10-м Молодежном форуме ЦЕИ в г. Будва (Черногория) «Образование и трудоустройство молодых людей – вызовы и будущее», в рамках которого были обсуждены вопросы, касающиеся гармонизации систем образования в регионе, состоялся обмен опытом по существующим в странах региона государственным мерам поддержки для создания новых постоянных рабочих мест для молодых людей, проведена презентация национальных достижений Республики Беларусь в сфере образования.
Депутаты Национального собрания Республики Беларусь на регулярной основе принимают участие в мероприятиях Парламентской ассамблеи ЦЕИ. В рамках ЦЕИ белорусской стороной инициирован вопрос о возможности создания специального фонда ЦЕИ по финансовой поддержке подготовки специалистов для атомных электростанций (соответствующий пункт включен в Итоговую декларацию заседания Общего комитета по вопросам экономики Парламентской ассамблеи ЦЕИ «Будущее атомной энергетики в Европе» (г. Прага, 11-12 июня 2008 г.)).
Успешным можно назвать сотрудничество Беларуси и Инициативы в области образования.
Университетская сеть ЦЕИ (UniNet), созданная в 2004 году, является основным видом деятельности ЦЕИ в области высшего образования. Идея создания возникла во время саммита глав государств и правительств Центрально-Европейской Инициативы, состоявшегося 20-21 ноября 2001 года в Триесте (Италия). Устав UniNet ЦЕИ был одобрен в ноябре 2003 года. Штаб-квартира ЦЕИ находится в Триесте, возглавляется ректором Университета Триеста, он же является Председателем Исполнительного Совета UniNet, который собирается раз в год, и Генеральной Ассамблеи, которая собирается каждые три года. Основной задачей UniNet является развитие взаимоотношений между учреждениями высшего образованиястран ЦЕИ, содействие мобильности преподавателей и студентов университетов, находящихся на территории ЦЕИ. Каждую страну-участницу представляет университет-координатор.
Развитие академической мобильности реализуется через организацию межвузовских образовательных программ (Joint Programs) – конференций, семинаров, летних школ, магистратуры, аспирантуры, в рамках которых ЦЕИ финансируется как работа преподавателей, так и обучение студентов. Семинары, летние школы и конференции согласно существующих требований должны содержать обязательный учебный элемент, срок этих мероприятий должен быть не менее 1 недели, студенты должны получать сертификат об участии по окончанию мероприятия.
Совместные (магистерские и аспирантские) программы предполагают сотрудничество, по крайней мере, двух высших учебных заведений, принадлежащих странам-участницам ЦЕИ. В настоящее время приоритет отдаётся проектам с университетами-заявителями, принадлежащим государствам-не членам Евросоюза (Албания, Беларусь, Босния и Герцеговина, Хорватия, Македония, Молдова, Черногория, Сербия, Украина), и большим количеством участвующих высших учебных заведений.
На данный период основные области сотрудничества университетской сети ЦЕИ: передовые биотехнологии, экономика, окружающая среда и устойчивое развитие, ICT, инфраструктура и логистика, региональное развитие, государственное управление (включая модели управления) и другие. Экспертизу предоставляемых проектов образовательных программ осуществляет Исполнительный совет университетской сети ЦЕИ, состоящий из представителей университетов-координаторов в странах Инициативы.
В 2004 году Белорусский государственный университет получил статус университета-координатора от Республики Беларусь в университетской сети ЦЕИ.
В настоящее время университетская сеть ЦЕИ охватывает более 100 университетов в период 2004–2010 гг. UniNet было профинансировано 57 проектов, выделено около 700 стипендий и грантов студентам и преподавателям на общую сумму свыше 1 000 000 евро. Успешным можно назвать участие белорусских вузов в следующих проектах:
Летняя школа: «По ту сторону укрупнения: Расширяющаяся Европа и новые соседи» на базе Института Восточно-Европейских и Балканских исследований (заявитель – университет Болоньи, Цервия, Италия, 2005-2006 гг.).
Магистерская программа: управление охраняемыми зонами (заявитель – университет Клагенфурта, Австрия, 2007-2008 гг.).
Летняя школа: Европейский Союз и правовые реформы (заявитель –университет Белграда, Сербия, 2007-2008 гг).
Летняя школа: Экономика недвижимости и оценка (заявитель –Белорусский государственный технологический университет, Беларусь, 2009-2010 гг.).
27 октября 2009 года на базе БГУ был проведен Информационно-методический семинар «Развитие межвузовского сотрудничества в рамках Университетской сети ЦЕИ» c приглашением экспертов UniNet, что поспособствовало активизации белорусских вузов как потенциальных заявителей в проектах университетской сети ЦЕИ.
Участие в совместных мероприятиях ЦЕИ позволяет получить дополнительные возможности для реализации задач высших учебных заведений: организация совместных магистерских и аспирантских программ, летних школ, международных семинаров, конференций, содействует академической мобильности, интернационализации высшего образования.
Белорусская дипломатия рассматривает участие в организации как способ расширить контакты с европейскими государствами, наладить с ними прочные, стабильные связи.
Белорусские органы госуправления и организации продвигают в рамках ЦЕИ проекты и инициативы, а также участвуют в реализации ряда региональных проектов и программ Инициативы. Сегодня наша страна является одной из лидирующих в ЦЕИ по активности участия в проектной деятельности организации в таких сферах, как экономическое развитие, стимулирование инвестиций, научные исследования, трансграничное сотрудничество, последипломное образование, культура.
Беларусь по результатам 2010 года разделила первое место с Сербией по количеству проектов, одобренных для софинансирования из Фонда сотрудничества ЦЕИ.
Участие в работе Центрально-Европейской Инициативы способствует распространению в Европе информации о возможностях и потребностях белорусского общества, позволяет получить финансовую и экономическую помощь в рамках реализации отдельных проектов сотрудничества, постепенно гармонизировать национальные нормы и технические стандарты с соответствующими критериями ЕС.

Список проектов белорусских организаций, для реализации которых в 2010 г. было выделено софинансирование ЦЕИ

Международный семинар по использованию опыта управления трансграничными бассейнами рек в Центральной и Восточной Европе (Центральный исследовательский институт по комплексному использованию водных ресурсов, г. Минск).
Международный театральный фестиваль «Белая Вежа» (Брестский академический драматический театр).
IX-й Международный семинар «Методологические аспекты сканирующей зондовой микроскопии (НИИ тепло- и массообмена им. А.В. Лыкова Национальной академии наук Республики Беларусь).
Заседание Международного круглого стола «Литература как средство межкультурного диалога» (Издательство «Белорусская энциклопедия имени Петруся Бровки», г. Минск).
Международная конференция «Внедрение информационных систем в сельском хозяйстве с использованием спутниковой навигации» (Гомельский центр научно-технической и деловой информации).
Международный семинар «Перспективы использования быстрорастущих культур для возобновляемого производства биомассы и управления ландшафтами» (Международный экологический университет им. А.Д. Сахарова, г. Минск).
Научно-практического семинара с международным участием «Экологические, правовые и медицинские аспекты биоэтики и биобезопасности»(Гродненский государственный университет им. Я. Купалы).
Международный семинар «Роль последипломного образования для регионального развития в Минской области» (Минский областной институт развития образования);
Летняя школа «Экономика в сфере недвижимости и оценка» (Белорусский государственный технологический университет, г. Минск).

The article gives the review of the possibilities for cooperation between Belarus and Central European Initiative. The dynamics participation of Belarus organizations in the CEI projects, flourishing activities, including the educational one, allows to receive financial and economic aid from the CEI cooperation Fund, at the same time promoting dissemination of information about possibilities and needs of the Belarusian society.

В. Флоря

ПОЛУЧЕНИЕ НЕЗАКОННОГО ВОЗНАГРАЖДЕНИЯ
ЗА ВЫПОЛНЕНИЕ РАБОТ, СВЯЗАННЫХ
С ОБСЛУЖИВАНИЕ НАСЕЛЕНИЯ

(Академия МВД Республики Молдова)

В статье рассматривается состав преступления, предусмотренного ст. 256 УК РМ. Автор акцентирует внимание на получении незаконного вознаграждения за выполнения работ, связанных с обслуживаем населения медицинскими работниками. Проводится сравнительный анализ законодательства Республики Молдова, Российской Федерации, Украины, Румынии, на основе которого сделаны выводы и внесены предложения по совершенствованию законодательства и правоприменительной практики в исследуемой сфере.
Из Уголовного кодекса Российской Федерации 1996 г. исключена статья 1562, которая предусматривала ответственность за преступление, предусмотренное ст. 256 Уголовного кодекса Республики Молдова (далее УК РМ). Возможно, это потому, что она применялась редко или вообще не применялась, как, впрочем, и бывшая статья 1603 УК РМ 1961. В новом УК Украины это статья 354 – Получение незаконного вознаграждения работником государственного предприятия, учреждения или организации.
Исключение этой статьи из УК РФ «воодушевило» многих врачей на беззастенчивое вымогательство у пациентов, их родственников денег и других материальных благ, даже в тех случаях, когда «лечение» заканчивается гибелью пациента [1, с. 35–38]. Тем самым медицинским работникам как бы дана свобода относится к пациентами так, как им заблагорассудится.
Статья 256 УК РМ предусматривает ответственность за:
1. Получение работником предприятия, учреждения или организации, не являющимся должностным лицом, путем вымогательства незаконного вознаграждения за выполнение работы или оказание услуги в сфере торговли, общественного питания, транспортного, бытового, коммунального, медицинского или иного обслуживания населения, входящих в круг служебных обязанностей этого работника, – наказывается штрафом в размере до 200 условных единиц или неоплачиваемым трудом в пользу общества на срок от 120 до 180 часов.
2. То же действие, совершенное: а) двумя или более лицами; б) в крупных размерах, – наказывается штрафом в размере от 200 до 400 условных единиц или неоплачиваемым трудом в пользу общества на срок от 180 до 240 часов, или лишением свободы на срок до 2-х лет.
За истекшие 5 лет с 2005 по 2010 годы в Республике Молдова привлечено к уголовной ответственности за различные коррупционные преступления 42 медицинских работника, большинство из которых осуждено к штрафу, хотя УК РМ предусматривает более строгие наказания. Так, статья 324 УК РМ «За пассивное коррумпирование (получение взятки)» предусматривает наказание в виде лишения свободы от 3-х до 7 лет с лишением права занимать определенные должности или заниматься определенной деятельностью.
Такие же строгие наказания предусматривает и ст. 330 УК РМ «За получение служащими незаконного вознаграждения».
Полагаем, что столь мягкие уравнительные наказания не могут достигнуть целей, изложенных в ст. 61 УК РМ – исправление осужденного, а также предупреждение совершения новых преступлений как осужденными, так и иными лицами.
Предметом преступления являются: 1) материальные блага и 2) выгоды имущественного характера в любом виде. Материальные блага – это любые материальные ценности: деньги, товары, вещи, движимое и недвижимое имущество и т.п., стоимость которых может быть выражена в денежном эквиваленте.
Под выгодами имущественного характера следует понимать имущественные права, любые действия и услуги имущественного характера. Под действиями и услугами имущественного характера следует понимать выполнение любых работ (например, строительных, ремонтных), предоставление санаторных или туристических путевок, проездных билетов и т.п.
С объективной стороны преступление выражается в получении работником предприятия, учреждения, организации путем вымогательства в каком-либо виде материальных благ или выгод имущественного характера за выполнение каких-либо действий с использованием занимаемого им положения, то есть преступление имеет формальный состав и считается оконченным с момента получения незаконного вознаграждения, независимо от того, выполнены или не выполнены работы или услуги.
При этом по УК Украины ответственность наступает только в случае получения незаконного вознаграждения – подкупа, поскольку обязательным признаком объективной стороны преступления является вымогательство вознаграждения [2, с. 893–895].
Субъективная сторона преступления предусматривает наличие прямого умысла, корыстного мотива и цели незаконного обогащения. Субъектами преступления являются любые работники (не должностные лица), которые с использованием занимаемого ими положения могут совершать определенные действия в интересах другого лица, за совершение которых они требуют незаконное вознаграждение.
Ответственность наступает при условии, что незаконное вознаграждение получено за выполнение действий, которые: 1) входят в его компетенцию, то есть в круг его профессиональных обязанностей и прав, или 2) входят в компетенцию другого лица, которым эти действия совершаются по просьбе виновного.
Получение незаконного вознаграждения необходимо отграничивать от получения взятки. Главным разграничительным признаком является признак субъекта указанных преступлений. Субъектом первого преступления может быть любой работник, не являющийся должностным лицом; субъектом получения взятки – только должностное лицо [3, с. 556-558].
Прокуратура сектора Ботаника, мун. Кишинэу, 27 марта 2000 г. направила в суд уголовное дело № 2000427007 по обвинению врача-гинеколога Центральной клинической железнодорожной больницы В. в совершении преступления, предусмотренного статьей 1893 ч.1 УК РМ 1961 г. Эта статья предусматривала наказание за «Получение служащим органов публичной власти, других государственных предприятий, учреждений и организаций, не являющимся должностным лицом, незаконного вознаграждения или имущественной выгоды от граждан за выполнение действий или оказание услуг, входящих в круг его служебных обязанностей…» (в новом УК РМ – это статья 330 аналогичного содержания). В. обвинялся в том, что 24 января 2000 г. на врачебном приеме принял гражданку Р., которая, будучи беременной, попросила врача оформить и выдать обменный лист – документ, который позволил бы ей госпитализироваться в родильное отделение больницы. Зная, что Р. не относится к категории работников железной дороги, пользующихся правом на бесплатную медицинскую помощь, В. согласился оформить требуемый документ, но за это потребовал от Р. 100 долларов США.
31 января 2000 г. Р. в служебном кабинете В. вручила ему 800 лей, с которыми он был задержан с поличным.
В предъявленном ему обвинении В. виновным себя не признал, однако его вина полностью была доказана собранными по делу доказательствами.
Приговором суда от 23 июня 2000 г. В. признан виновным по статье 1893 УК РМ и приговорен к штрафу в размере 50 минимальных зарплат [4].
Полагаем, что из УК России 1996 г. статья 1562, как мы уже отмечали, исключена потому, что после принятия в 1995 г. Гражданского Кодекса Российской Федерации, получение незаконного вознаграждения, по существу, стало ненаказуемым.
Согласно ст. 575 ГК России, озаглавленной «Запрещение дарения», не допускается дарение за исключением обычных подарков, стоимость которых не превышает 5 установленных законом минимальных размеров оплаты труда (3000 рублей):
1) от имени малолетних и граждан, признанных недееспособными, их законными представителями;
2) работникам лечебных, воспитательных учреждений, учреждений социальной защиты и других аналогичных учреждений гражданами, находящимися в них на лечении, содержании или воспитании, супругами и родственниками этих граждан;
3) государственным служащим и служащим органов муниципальных образований в связи с их должностным положением или в связи с исполнением ими служебных обязанностей;
4) в отношении между коммерческими организациями.
Статья 1562 была введена в УК РСФСР Указом Президиума Верховного Совета РСФСР от 21 сентября 1981 г.
Аналогичная статья в УК РМ – 1603 была введена через месяц, а именно – 19 октября 1981 г., а статья 1893 введена законом от 19 ноября 1997 г.
По примеру ГК России, авторы Гражданского кодекса РМ, принятого 6 июня 2002 г. и вступившего в силу 12 июня 2003 г., также включили статью 832, озаглавленную «Запрещение дарения»,
Вот ее содержание: «За исключением незначительных подарков, преподносимых с целью выполнения моральных обязательств, не допускается дарение:
а) от имени недееспособных лиц;
б) собственникам, администраторам, или работникам лечебных, воспитательных учреждений, учреждений социальной защиты и других подобных учреждений лицом, находящимся в этих учреждениях, или его супругом либо родственником до четвертой степени родства включительно. Это правило не распространяется на отношения между родственниками до четвертой степени родства включительно.
в) в отношениях между юридическими лицами, целью которых является получение прибыли.
При применении ст. 832 ГК РМ сразу возникает вопрос, какие подарки считать незначительными. Вероятно, это будет зависеть от имущественного положения дарителя и лица, принимающего дар. Для богатых людей незначительным может оказаться и дорогой подарок.
Поэтому правильно поступили авторы ГК России, которые посчитали необходимым определить все же стоимость незначительного подарка пятью минимальными размерами оплаты труда – 3000 рублей, хотя эта сумма сама по себе, скажем для пенсионеров, весьма значительна. Опасаемся, что включение статьи 832 в ГК РМ также может свести на нет применение ст. 256 УК РМ.
Первые годы после введения этих норм в УК РСФСР, Республики Молдова и других союзных республик проблеме ответственности за вышеуказанные преступления уделялось большое внимание.
Сначала 5 октября 1982 г. Пленум Верховного Суда Российской Федерации, а затем 1 декабря 1983 г. Пленум Верховного Суда СССР рассмотрели вопрос «О применении судами законодательства об ответственности за получение незаконного вознаграждения от граждан за выполнение работ, связанных с обслуживанием населения» (постановление Пленума Верховного Суда СССР от 1 декабря 1983 г., № 11). Пленум отметил, что борьба с этими преступлениями велась еще недостаточно активно, и дал судам необходимые разъяснения по всем вопросам, возникшим в судебной практике при рассмотрении данной категории дел. В пункте 3 Постановления разъясняется, что «Субъектом преступления, предусмотренного ст. 1562 УК РСФСР и соответствующими статьями УК других союзных республик, может быть лишь не должностное лицо, служебные обязанности которого состоят в непосредственном обслуживании населения (работники торговли, общественного питания, ателье, мастерских, автотехнических предприятий, жилищно-коммунальных хозяйств, вокзалов, предприятий связи и др.) Непонятно, почему в этот перечень субъектов преступлений не были включены медицинские работники, среди которых и тогда, и сейчас вымогательство незаконного вознаграждения имело и имеет большое распространение.
В пункте 5 Постановления Пленума Верховного Суда РСФСР разъясняется, что «Под вымогательством незаконного вознаграждения путем умышленного постановления гражданина в условия, при которых он вынужден уплатить такое вознаграждение для предотвращения вредных последствий его законным интересам, следует понимать, в частности, совершение работником сферы обслуживания населения действий, препятствующих выполнению работы или оказания услуги в установленном порядке и в определенные сроки, либо необоснованный отказ от выполнения возложенных на него служебных обязанностей (ссылки на дефицит необходимых товаров, продуктов, лекарств, книг и т.п., отсутствие запасных частей и материалов, недостаточность времени, трудоемкость или невозможность выполнения работы без дополнительных затрат и т.п.) [5, с. 254–261].
1.    Пленум Верховного суда Республики Молдова 8 июня 1992 г. также рассмотрел вопрос «О применении в судебной практике законодательства, регулирующего отношения по обслуживанию населения». Однако в нем не рассматривались вопросы медицинского обслуживания населения, а только вопросы гражданско-правовой ответственности по договорам бытового проката, безвозмездного пользования имуществом, бытового заказа, по договору комиссии, по договору хранения [6, с. 278–288].
Несколько иначе решается вопрос об ответственности за получение незаконного вознаграждения (незаконных благ) по УК Румынии.
Статья 256, озаглавленная «Получение неположенных выгод» (Primirea de foloase necuvenite), предусматривает ответственность за «Получение служащим, прямо или косвенно, денег или других выгод, после выполнения действия, входящего в его служебные обязанности и которое поэтому он обязан был выполнить, – наказывается лишением свободы на срок от 6 месяцев до 5 лет.
Деньги, ценности или какие-либо другие полученные блага конфискуются, а если они не обнаружены, осужденный возмещает их стоимость в деньгах».
Это требование совпадает с разъяснениями Пленума Верховного Суда РСФСР, пункт 9 о том, что «Деньги и иные ценности как незаконное вознаграждение от граждан за выполнение работ, связанных с обслуживанием населения, признанные вещественными доказательствами, подлежат обращению в доход государства в соответствии с п. 4 ст. 86 УПК РСФСР, а в случае их не обнаружения неосновательно приобретенное взыскивается с виновного в доход государства на основании ст. 473 ГК РСФСР.
Кроме того, для ответственности по УК Румынии не требуется, чтобы имело место вымогательство вознаграждения. И еще одно существенное различие. В случае, если служащий претендовал на получение неположенного вознаграждения до выполнения действий, входящих в его служебные обязанности, тогда его действие квалифицируется как получение взятки [7].
При этом авторы также не упоминают врачей в качестве возможных субъектов этого преступления.
Некоторые авторы (судебные медики) обосновывают право медицинского работника получать различные материальные ценности от пациента, его родственников – «от скромных кондитерских изделий и сельхозпродуктов до значительных денежных сумм, движимого и недвижимого имущества». Забывая при этом, что подобное «дарение» должно осуществляться нотариально оформленным договором дарения с уплатой государственной пошлины, с декларированием этих дополнительных доходов и уплатой с них налогов.
В противном случае медицинский работник – получатель значительных денежных сумм, движимого и недвижимого имущества, может быть привлечен к уголовной ответственности по ст.198 УК Российской Федерации за уклонение от уплаты налогов [8].
Ещё один «аргумент» указанных авторов: ст. 575 ГК РФ ограничивает размер обычного подарка от пациента врачу пятью установленными законом минимальными размерами оплаты труда, в то время 1500 руб. х 5 = 7500 руб. Можно себе представить, каково для гражданина среднего достатка, а тем более для пенсионера, облагодетельствовать врача на 7500 руб. Причем авторы полагают, что после выписки из больницы пациент может «дарить» и бóльшую сумму. Как гласит пословица «аппетит приходит во время еды».
Обратимся ещё раз к тексту ст. 575 ГК РФ, озаглавленной «Запрещение дарения», размещенной в главу 32 ГК РФ «Дарение». «Не допускается дарение …
2) работникам лечебных, воспитательных учреждений, учреждений социальной защиты и других аналогичных учреждений гражданами, находящимися в них на лечении, содержании или воспитании, супругами и родственниками этих граждан».
Таким образом, запрет на дарение пациентами медицинским работникам различных материальных ценностей, денежных средств, движимого и недвижимого имущества прямо вытекает из закона. Другое дело, как понимают и как толкуют закон указанные авторы. Из сказанного вытекает ошибочность и последнего аргумента авторов, что благодарность пациентов врачам из рук в руки, помимо кассы, без заключения договора дарения, без уплаты соответствующих платежей, «не следует считать чем-то противозаконным, и тем более криминальным».
Все это диктует настоятельную необходимость восстановления в УК РФ статьи, аналогичной статье 1562 УК РСФСР, и более активного применения правоохранительными органами Республики Молдова и Украины статей УК, предусматривающих ответственность за вышеуказанное преступление.

Список литературы

1.    Егизарова, С.В. Должностные преступления в сфере здравоохранения: получение взятки, служебный подлог / С.В. Егизарова // Медицинское право. – 2003. – № 2. – С. 35–38.
2.    Уголовный кодекс Украины: научно-практический комментарий. – 3-е изд. – Киев: АСК, 2003. – 1088 с.
3.    Codul penal al R.M. Comentariu. Redactor A. Barbăneagră. Editura ARC, Chişinău. – 2003. – С. 556–558.
4.    Обвинительное заключение по делу № 2000427007. Прокуратура сектора Ботаника, 2000 г.
5.    Судебная практика по уголовным делам: сборник постановлений Пленумов Верховных судов СССР, РСФСР и Российской Федерации. – М.: Экзамен, 2001. – С. 254–261.
6.    Сборник постановлений Пленума Верховного суда Республики Молдова (1990–1993 г.). – Кишинев, 1994. – С. 278–288.
7.    Dobrinou, V., Conea, N. Dreptul penal. Partea specială. Vol. II. Lumina LEX; Bucureşti, 2000. – С. 134.
8.    Рамишвили, А.Д. Правовая оценка материальных отношений между пациентами и медицинскими работниками / А.Д. Рамишвили [и др.] // Научные труды I Всероссийского (Национального конгресса) по медицинскому праву. – М., 2003. – С. 109–112; Медицинское право. – 2004. – № 2. – Т.1. – С. 13–15.
9.    Должностные преступления и проявления коррупции в сфере здравоохранения / под общ. ред. член-корреспондента РАМН, заслуженного юриста России, д.м.н. проф. Ю.Д. Сергеева и д.ю.н. Ю.В. Трунцевского – М.: ИГ «Юрист, 2004. – 96 с.

The article deals with the crime under Art. 256 CP RM. The author focuses on the receipt of illegal remuneration for the performance of work related to cater to public health professionals. A comparative analysis of the legislation of the Republic of Moldova, Russian Federation, Ukraine, Romania, from which conclusions and suggestions for improving legislation and enforcement practices in the study area.
In particular, the author stresses that there is a need to restore in the Criminal Code article similar to Article 1562 of the Criminal Code of the RSFSR and more active use of law enforcement agencies of Moldova and Ukraine articles of the Criminal Code, stipulating responsibility for the investigated type of crime.

И.Ч. Мелешко

ЛОКАЛЬНОЕ РЕГУЛИРОВАНИЕ МЕДИЦИНСКОЙ ДЕЯТЕЛЬНОСТИ В РЕСПУБЛИКЕ БЕЛАРУСЬ

(Учреждение образования «Гродненский государственный университет имени Янки Купалы»)

Статья посвящена исследованию взаимодействия централизованного и локального регулирования отношений, возникающих в медицинской деятельности в Республике Беларусь. Автор рассматривает комплексно институт локального регулирования как один из организационных способов в сфере практической медицины и медико-биологических исследований. В частности, подробно рассмотрены проблемы: сфера применения нормативных правовых актов в сфере здравоохранения; вопросы, касающиеся сферы действия и порядка локальных нормативных актов.
В соответствии с Законом Республики Беларусь «О здравоохранении» медицинская этика и деонтология – совокупность принципов, норм и правил поведения медицинских (фармацевтических) работников при выполнении ими должностных обязанностей. Медицинские (фармацевтические) общественные объединения, Белорусское Общество Красного Креста, профессиональные союзы и другие общественные объединения в соответствии со своими уставами принимают участие в решении вопросов в области здравоохранения в порядке, установленном законодательством Республики Беларусь. Организации здравоохранения разрабатывают и утверждают правила внутреннего распорядка для пациентов на основании типовых правил внутреннего распорядка для пациентов, утверждаемых Министерством здравоохранения Республики Беларусь, а также создают условия для беспрепятственного ознакомления пациентов с их содержанием. Пациент при оказании ему медицинской помощи в стационарных условиях должен быть ознакомлен с правилами внутреннего распорядка для пациентов [1].
Основанием становления биомедицинской этики стало внедрение в практику новых медицинских технологий, актуализация проблем трансплантации, эвтаназии, биомедицинских экспериментов, проводимых на людях и животных, необходимость морально-этического и правового регулирования возникающих в процессе биомедицинских исследований коллизий. Как любая новая отрасль знания, связанная с появлением или выдвижением на первый план некоторых новых реалий в жизни человеческого общества, биомедицинская этика нуждается, прежде всего, в определении своего статуса, содержания и круга собственных проблем [2].
Этика (от греч. ethos – обычай, характер) – система нравственных норм поведения человека, общественной или профессиональной группы. Медицинская этика – это совокупность моральных норм и принципов, которыми должен руководствоваться медицинский работник при выполнении профессиональных обязанностей. Врачебная этика определяет нравственные принципы поведения врача в отношениях с пациентами и коллегами. Она основана на установках медицинской деонтологии – учении о должном в медицине, прежде всего о профессиональном долге врача перед обществом и пациентами. Врачебная этика наряду с общепризнанными моральными нормами содержит специфические принципы, такие, как врачебная тайна, профессиональный долг (долг перед больным и перед профессией), «прежде всего не навреди» («primum non nocere»), обязанность повышать свою квалификацию, исключение использования профессиональных знаний в негуманных целях и др. [3]
Биомедицинская этика – междисциплинарное научное направление, объединяющее медико-биологическое знание и человеческие ценности; обеспечивает нравственный климат в научном сообществе и медицинских коллективах, адекватный моральный выбор специалистов – медиков, биологов, биотехнологов, определяя меру их вмешательства в сферу живого и меру их социально-правовой ответственности перед обществом за результаты научно-практической деятельности [2].
Именно право человека на охрану своего здоровья определяет сегодня многие этические и юридические проблемы в сфере практической медицины и медико-биологических исследований и требуют своего правового регулирования.
Нормативные правовые акты (НПА) – это особый вид документов, специфика которых заключается в том, что независимо от своего содержания они всегда обладают определенной социальной значимостью и в той или иной степени обязательны для исполнения, поскольку «незнание закона не освобождает от ответственности». Отражая объективные закономерности развития научно-технического прогресса и общества, нормы и стандарты технологий и права рассчитаны на то, чтобы в определенных условиях человек следовал именно тем моделям, которые предписаны этими нормами.
Разобщенность НПА, регламентирующих один определенный вопрос, по срокам принятия, действия, ведомствам, их принявшим, постоянно вносимые изменения и дополнения, а зачастую и отсутствие требуемых документов на местах, существенно осложняют работу руководящих лиц, законодателей и исполнителей НПА. Для преодоления этого издавна стремились систематизировать однопрофильные документы в одно целое (т.е. проводить консолидацию, инкорпорацию, кодификацию НПА). Систематизация НПА осуществляется путем издания тематических сборников (собраний) полных текстов нормативных правовых документов, публикаций НПА в официальных бюллетенях в хронологическом и тематическом порядке, составления сводов законов или кодексов законодательных актов, создания автоматизированных баз данных полных текстов нормативной правовой и нормативно-технической информации [4].
Объект систематизации – современная нормативно-правовая база здравоохранения (НПБЗ) Республики Беларусь – включает свыше 1200 действующих нормативных правовых документов различного правового статуса, включенных в Национальный реестр нормативных правовых актов Республики Беларусь, а также приказы Министерства здравоохранения Республики Беларусь и других ведомств, не включенные в Национальный реестр нормативных правовых актов Республики Беларусь. Эти НПА в качестве приложений включают более 1000 инструкций, положений, методических документов и т.д., регламентирующих все виды профессиональной деятельности отрасли [4].
Нормативное основание современной медицинской этики образует разработанные международными организациями (Всемирной медицинской ассоциацией, ВОЗ, ЮНЕСКО, Советом Европы) регламентирующие этические документы (декларации и конвенции). В Беларуси в 1999 г. принят «Кодекс врачебной этики», в котором воплощены этические нормы врачебной деятельности, рекомендованные международными документами по этике. Кодекс содержит правила врачебной этики и деонтологии, отражающие основные принципы медицинской деятельности и взаимоотношений врачей и пациентов. Главной целью профессиональной деятельности врача провозглашается сохранение жизни и здоровья человека, предотвращение болезней и облегчение страданий больных независимо от пола, возраста, расовой и национальной принадлежности, социального и материального положения, политических убеждений и вероисповедания [5].
В целях защиты здоровья, прав и достоинства пациента или испытуемого создаются этические комитеты. Их деятельность направлена на разрешение моральных конфликтов, возникающих в медицинской практике или при подготовке и проведении биомедицинских исследований. Этические комитеты лечебных учреждений создаются для разрешения моральных коллизий, возникающих во взаимоотношениях медицинских работников между собой или во взаимоотношениях медицинских работников и пациентов. При учреждениях, в которых проводится научно-исследовательская работа, создаются этические комитеты по экспертизе проектов биомедицинских исследований с участием человека или животных.
Локальные независимые этические комитеты (ЛНЭК) организуются специально для контроля в области научной медицинской деятельности, а именно для контроля в области клинических испытаний. Этот специфический тип этического органа создается преимущественно в Научных центрах, и его деятельность не выходит за их границы. Положение о ЛНЭК носит интернациональный характер, так как обмен результатами научной деятельности в мире возможен только с учетом этической компоненты исследований.
Решения ЛНЭК обладают более строгим статусом, чем решения региональных и первичных комитетов. Здесь мы имеем несимметричное соотношение нормативной и оценочной сторон: решения комитета необходимы, но не достаточны для любого протокола клинических испытаний. Другими словами, комитет не выступает разрешающим органом, но может выступать запрещающим. Здесь уже определенная степень формализации данной структуры присутствует, но она необходима, поскольку речь идет о проверке практической полезности нового знания, от которой зависит жизнь, здоровье не одного конкретного пациента, а целой группы [5].
Устав и Положение служат гражданско-правовым инструментарием, регулирующим отношения между учредителем и организацией здравоохранения. При этом Устав в одностороннем порядке выражает волю учредителя и определяет правила, по которым в рамках действующего законодательства следует действовать учреждению здравоохранения.
Регулирование трудовых отношений, в соответствии с Конституцией Республики Беларусь, осуществляется трудовым законодательством (включая законодательство об охране труда) и иными нормативными правовыми актами, содержащими нормы трудового права, в том числе локальными нормативными актами предприятия. Однако в настоящее время организациям предоставлены широкие возможности для самостоятельного регулирования вопросов организации труда работников и его оплаты. Систему оплаты труда, размеры тарифных ставок, окладов, премий и вознаграждений организация вправе определять самостоятельно. И все же основным документом, содержащим общие принципы регулирования трудовых правоотношений, является Трудовой кодекс Республики Беларусь, в котором установлены предельные нормы в отношении условий труда и его оплаты. На основании установленных Трудовым кодексом норм трудовых отношений на предприятии разрабатываются и утверждаются локальные нормативные акты.
При разработке и утверждении указанных документов следует помнить о том, что локальные нормативные акты, ухудшающие положение работников по сравнению с трудовым законодательством, являются недействительными. В таких случаях применяются законы или иные нормативные правовые акты, содержащие нормы трудового права.
Коллективные договоры, соглашения, а также трудовые договоры не могут содержать условий, снижающих уровень прав и гарантий работников, установленных трудовым законодательством. Если такие условия включены в коллективный договор, соглашение или трудовой договор, то они не могут применяться [6].
Правила внутреннего трудового распорядка (далее – Правила) – локальный нормативный акт организации, регламентирующий, в соответствии с Трудовым кодексом и иными законами, порядок приема и увольнения работников, основные права, обязанности и ответственность сторон трудового договора, режим работы, время отдыха, применяемые к работникам меры поощрения и взыскания, а также иные вопросы регулирования трудовых отношений в организации.
Необходимо также отметить, что законы, которые устанавливают специфические требования к определенным видам деятельности, а также Уставы организаций, оказывают специфическое влияние на формирование локальных актов (в том числе и на Правила внутреннего трудового распорядка).
Как отмечают Ю.Т. Шарабчиев, Т.В. Дудина, А.И. Ёлкина, «современная система нормативно-правового регулирования профессиональной деятельности в здравоохранении – это нормативно-организационное управленческое воздействие всей совокупности обязательных к исполнению нормативно-правовых актов (от законодательного акта до нормативно-технического документа) по каждому направлению и виду медицинской деятельности, регулирующих финансовые, технологические, информационные, кадровые аспекты профессиональной деятельности в медицине, а также вопросы производства и использования лекарственных средств, изделий медицинского назначения и медицинской техники, проведения научных исследований и внедрения высоких медицинских технологий в клиническую практику, гарантирующих в конечном итоге доступность, высокое качество и эффективность оказания медицинской помощи населению» [7].

Список литературы

1.    О здравоохранении: Закон Респ. Беларусь от 18 июня 1993 г., № 2435-XII: с изм. и доп.: текст по состоянию на 15 июля 2010 г. // Консультант Плюс: Беларусь. Технология 3000 [Электронный ресурс] / ООО «ЮрСпектр», Нац. центр правовой информ. Респ. Беларусь. − Минск, 2011.
2.    Биомедицинская этика: учеб. пособие / Т.В. Мишаткина, Э.А. Фонотова, С.Д. Денисов, Я.С. Яскевич [и др.]; под общ. ред. Т.В. Мишаткиной, С.Д. Денисова, Я.С. Яскевич. – Минск: МГЭУ им. А.Д. Сахарова, 2008. – 200 с.
3.    Формирование профессиональной этики врача в процессе преподавания анатомии человека: метод. рекомендации / С.Д. Денисов, С.П. Ярошевич. – Минск: БГМУ, 2008. – 28 с.
4.    Часнойть, Р.А. Обоснование необходимости кодифицирования законодательных актов Республики Беларусь в сфере здравоохранения и разработки кодекса законов об охране здоровья граждан / Р.А. Часнойть, Ю.Т. Шарабчиев, Т.В. Дудина // Медицинские новости. – 2007. – № 11. – С. 59–61.
5.    Шарабчиев, Ю.Т. Нормативно-правовая база здравоохранения Республики Беларусь и пути ее совершенствования / Ю.Т. Шарабчиев, Т.В. Дудина, А.И. Ёлкина // Медицинские новости. – 2008. – № 15. – С. 38–44.
6.    Трудовой кодекс Республики Беларусь: принят Палатой Представителей 8 июня 1999 г.: одобрен Советом Республики 30 июня 1999 г.: текст Кодекса по состоянию на 31 дек. 2009 г. // Консультант Плюс: Беларусь. Технология 3000 [Электронный ресурс] / ООО «ЮрСпектр», Нац. центр правовой информ. Респ. Беларусь. − Минск, 2011.
7.    Шарабчиев, Ю.Т. Новая парадигма здравоохранения и основные направления адекватных реформ. Сообщение 3. Медицинское право, нормативно-правовая база и стандартизация здравоохранения / Ю.Т. Шарабчиев, Т.В. Дудина // Медицинские новости. – 2006. – № 12. – С. 62–74.

Article is devoted research of interaction of the centralized and local regulation of the relations arising in medical activity in Byelorussia. Definition of medical ethics at performance of professional duties by doctors is spent. The author considers in a complex institute of local regulation as one of organizational ways in sphere of applied medicine and medical and biologic researches. In particular problems are in detail considered: scope of application of standard legal certificates in public health services sphere; the questions, concerning spheres of action and an order of local statutory acts.

О.В. Гимпель, В.А. Лискович, Л.Н. Кеда, С.А. Разина, О.В. Трохимик, А.В. Лискович

МЕДИЦИНСКАЯ ЭТИКА И ДЕОНТОЛОГИЯ В АКУШЕРСТВЕ И ГИНЕКОЛОГИИ

(Управление здравоохранения «Гродненский областной клинический перинатальный центр»)

В статье изложены вопросы этики и деонтологии в медицине, в системе врач-больной. Рассказывается об особенностях медицинской этики и деонтологии в акушерстве и гинекологии. О том, что при лечении больных с гинекологическими заболеваниями возникает множество проблем интимно-сексуального, психологического, социального и этического характера, что существенно осложняет деятельность медицинских работников и требует специальной подготовки.
Вопросы этики и деонтологии в медицине не теряют своей актуальности и в ХХI веке. В акушерстве и гинекологии они имеют свои особенности.
Деонтология (от греч. deon – должное) – раздел этики, учение о проблемах морали и нравственности. Термин введен английским философом Бентамом (J. Bentham) в 19 веке для обозначения теории нравственности как науки о морали. Однако основы медицинской деонтологии были заложены еще в медицине древнего мира. В каждую историческую эпоху в соответствии с господствовавшей в данном обществе моралью принципы медицинской деонтологии имели характерные особенности, но тем не менее общечеловеческие, внеклассовые этические нормы медицинской профессии, определяемые ее гуманной сущностью – стремлением облегчить страдания и помочь больному человеку, оставались незыблемыми.
Впоследствии наука сузилась до характеристики проблем человече¬ского долга, рассматривая долг как внутреннее переживание принуждения, задающегося этическими ценностями. В ещё более узком смысле деонто¬логия была обозначена как наука, изучающая конкретно медицинскую этику, правила и нормы взаимодействия врача с коллегами и пациентом [1].
Деонтология медицинская (греч. deon, deontos – должное, надлежа¬щее + logos – учение) – совокупность нравственных норм профессиональ¬ного поведения медицинских работников. Это принципы поведения меди¬цинских работников, направленные на максимальное повышение пользы от лечения.
Понятия «медицинская деонтология» и «медицинская этика» не тож¬дественны. Проблема долга – одна из основных проблем медицинской эти-ки; соответственно медицинская деонтология является отражением этиче-ских концепций, но она имеет более прагматический и конкретный харак-тер. Если медицинская этика не несет в себе специфики, обусловлен¬ной той или иной врачебной специальностью (не существует отдельно этики терапевта, этики хирурга и т.д.), то медицинская деонтология обрела черты специализации, обусловленные ее прикладным характером, взаимо¬связью с той или иной медицинской профессией (различают деонтологию хирур-га, гинеколога, педиатра, онколога, рентгенолога, венеролога и т.д.) [2].
Медицинская этика и деонтология представляют собой особенности медицинской деятельности, основанной на взаимном доверии больного и медицинского работника, которому больной добровольно вверяет свое здоровье, а иногда и жизнь.
Медицинская этика (греч. etohs — обычай, нрав, характер) как часть общей этики рассматривает вопросы нравственности врача, включая совокупность норм его поведения и морали, чувство профессионального долга и чести, совести и достоинства. Медицинская этика охватывает и оп¬ределенные нормы поведения медицинского работника в быту, его куль¬туру, человеколюбие, физическую и моральную чистоплотность и т.д. В целом можно сказать, что этика – это внешнее проявление внутреннего со¬держания человека. Деонтология является частью медицинской этики, ме¬дицинской морали. Медицинская этика и деонтология возникли еще на за-ре развития медицины. О врачах писал А.П. Чехов: «Профессия врача – это подвиг, она требует самоотречения, чистоты души и чистоты помы¬слов. Надо быть ясным умственно, чистым нравственно и опрятным физи¬чески».
Однако в настоящее время новейшие достижения медицинской нау-ки и техники заставляют несколько с другой точки зрения рассматри¬вать традиционные нормы медицинской деонтологии. Былой принцип «врач–больной» заменяется новым «врач–прибор–больной», а потребность боль-ного в чутком и внимательном отношении медицинского работника – в его добром слове, вселяющем надежду, не уменьшилась, а еще более уве¬личилась.
В связи с развитием здравоохранения возникает ряд новых вопросов, связанных с соблюдением врачебной правды и врачебной тайны. Врачеб¬ная правда предполагает такую информацию для больного и близких ему людей, которая не приносит вреда. Что же касается врачебной тайны, то вследствие увеличения числа лиц, имеющих доступ к информации о боль¬ном (врачи различных специальностей, регистратор, статистик, другой медперсонал, представители профсоюзной организации и др.), эта про¬блема выходит за рамки только врачебной. Поэтому правильнее говорить о медицинской тайне. Кроме того, возросшая образованность пациентов обусловливает их повышенный интерес к диагнозам, результатам исследо¬ваний, прогнозу болезни. Медицинская тайна предполагает неразглашение сведений о болезни (если это не противоречит интересам общества) не только окружающим, но в ряде случаев и самому больному. Надо беречь пациента от тех сведений, которые могут нанести вред его психике и спо¬собности бороться с болезнью. Несоблюдение медицинской тайны меди¬ками влечет за собой меры общественного воздействия. В особых случаях, повлекших за собой тяжелые последствия, возможно привлечение винов¬ного к уголовной ответственности.
Присяга, которую не дают представители ни одной другой мирной специальности, подчеркивает уникальность деятельности врача. Профес¬сия врача предполагает органичное сочетание гуманизма, высоких нравст¬венных качеств и глубоких профессиональных знаний [3].
Особенности медицинской деонтологии в акушерско-гинекологической клинике. При лечении больных с гинекологическими заболеваниями возни¬кает множество проблем интимно-сексуального, пси-хологического, соци¬ального и этического характера, что существенно ос-ложняет деятельность медицинских работников. При гинекологическом обследовании совер¬шенно естественно проявление стыдливости у женщин, и к этому психоло¬гическому явлению нужно относиться с должным ува-жением. Для уста¬новления хорошего контакта с больными необходима тактичность и осто¬рожность при беседе и обследовании. Важно, чтобы ме-дицинская сестра помогала врачу-гинекологу при проведении манипуля-ций, тем более, если врач – мужчина. Это важно в социально-психологическом аспекте.
Во время менструального периода у женщин могут возникать тяну¬щие боли в животе, в пояснице, неприятные ощущения в области половых органов. Генез их неясен, важная роль в их возникновении отводится веге¬тативно-сосудистым расстройствам. Нередко отмечаются изменения и со стороны психики в виде повышенной раздражительности, напряженности, нервозности и даже угнетенно-подавленного настроения. У больных, стра¬дающих неврозами и другими психопатологическими отклонениями, жа¬лобы более многочисленны и разнообразны, иногда отмечается обострение основного заболевания (эпилептические пароксизмы). У девочек под влия¬нием длительно существующих психогений (различные конфликты се¬мейно-бытового и личного характера) могут быть дисменореи. Тяжелые психические травмы могут вызывать у женщин аменорею. Нередко естест¬венное наступление климакса вызывает у женщин вполне понятные психо¬логические реакции: страх перед наступлением старости, страх потерять женственность, привлекательность и способность к супружеской жизни. Однако обострение невротической и другой психопатологической симпто¬матики в период климакса отмечается преимущественно у лиц, склонных к невротическим и психопатическим реакциям, а также у пациентов, стра¬дающих органическим поражением центральной нервной системы при на¬личии психогенных факторов. При благополучной семейной и супруже¬ской жизни и отсутствии других психогенных факторов климакс протекает спокойно и не вызывает каких-либо психических нарушений [4].
Важной проблемой в гинекологии является фригидность. Причинами ее могут быть различные факторы: личностно-психологические особенно¬сти женщины, неудовлетворенность семейной жизнью, неблагоприятные жилищные условия, мешающие нормальным супружеским отношениям, неправильная тактика мужа и т.д. Частой причиной служит боязнь забере¬менеть, алкоголизм и агрессивность мужа, болезненные ощущения при по¬ловом акте и др.
Медицинские работники, достаточно хорошо знающие указанные выше особенности, могут успешно использовать эти знания при работе с больными. При этом должны соблюдаться соответствующий такт, внима¬тельное и доброе отношение, располагающее к откровенности. Нередко медицинским сестрам женщины чаще рассказывают то, чего не говорят врачу. Полученные при откровенной беседе данные способствуют более точной диагностике и выбору адекватного лечения.
Большая психотерапевтическая работа должна проводиться с жен¬щиной перед серьезными хирургическими операциями (ампутация матки, удаление яичника и т.д.). Необходима оценка личностных особенностей женщины, характера семейно-супружеских отношений. После этого важна беседа с больной в плане предстоящей операции и вселение в нее уверен¬ности в благоприятный исход. В послеоперационном периоде необходимо развеять необоснованность опасений женщины, что операция может ли¬шить ее женской привлекательности, повлиять на гармоничность супруже¬ских отношений и половую жизнь. Возможность возникновения у больных психоневротических нарушений после хирургического вмешательства обя¬зывает медицинских сестер вести длительную подготовительную работу [5].
Важную проблему в акушерско-гинекологической практике пред¬ставляет страх перед беременностью. Следует объяснить молодым женщи¬нам, что в настоящее время имеется большое число противозачаточных средств. Необходимо предупредить их, что возможное появление сосуди¬сто-вегетативных побочных симптомов от приема противозачаточных таб¬леток (тошнота, угнетение аппетита, неприятный вкус во рту, нежелатель¬ная полнота и др.) не приводит к нарушению здоровья.
Беременность и роды являются одной из актуальных психологиче¬ских проблем, возникающих на жизненном пути женщины. При зачатии возникают опасения за судьбу будущего ребенка: будет ли он здоров, не смогут ли возникнуть какие-либо аномалии в его физическом и психиче¬ском развитии и др. К концу беременности возникает тревога, связанная с предстоящими родами (страх боли, опасения смерти от различных ослож¬нений, боязнь возможных разрывов промежности и др.). Психические на¬рушения при беременности зависят, прежде всего, от свойств личности женщины, социально-бытовых условий и других факторов, о которых врач и медицинская сестра женской консультации должны иметь определенное представление и своевременно направлять таких женщин на консультацию к психотерапевту [4].
Особенно сложные психологические переживания женщины возни¬кают при беременности от внебрачной связи (предрассудки, проблема вос¬питания ребенка без отца и др.). Эти женщины требуют особого внимания работников женской консультации.
Формирование убеждения в благоприятном исходе беременности, родов и дальнейшей жизни – гуманная и благородная задача врача и аку¬шерки женской консультации и родильного дома.
Боль, которая возникает в процессе родов, всегда была одной из сложных проблем акушерства. По мнению многих исследователей, причи¬ной ее является укоренившееся представление, что роды – это обязательно сильная боль. В нашей стране в 20–30-е годы были разработаны психоте¬рапевтические приемы по профилактике родовых болей. Психопрофилак¬тическая подготовка к безболезненным родам строится на принципах уче¬ния И.П. Павлова. Основной целью при подготовке безболезненных родов является устранение опасений беременных женщин, связанных с пред¬стоящими родами. Для этого женщинам читаются лекции, проводятся кур¬совые, индивидуальные или групповые собеседования, демонстрируются кинофильмы о родах и т.д., показываются гимнастические упражнения по нормализации дыхания, способствующие расслаблению мышц. Кроме то-го, применяются различные методы психопрофилактики: аутогенная тре-нировка, рациональная психотерапия, суггестивная гипнотерапия. Не¬обходимо разъяснить женщине, что существенную помощь при родах она окажет себе сама, если будет выполнять все указания врача и акушерки.
В заключение хочется сказать, что акушерство и гинекология как об¬ласть медицины требует от врачей определенных знаний не только меди¬цинских, но и психологических. Совершенно не зря в современных ро¬дильных домах работают вместе с гинекологами и врачи-психотерапевты, и психологи, которые помогают создавать благоприятный психологиче¬ский климат в стационаре. А знания медицинской этики и деонтологии помогают как гинекологам, так и психотерапевтам.

Список литературы

1.    Грандо, А.А. Врачебная этика и медицинская деонтология / А.А. Грандо. – Киев, 1988.
2.    Лисицин, Ю.И. Медицинская этика, деонтология и биоэтика / Ю.И. Лисицин // Про¬блемы социальной гигиены и история медицины. – 1998. – № 2. – С. 7–13.
3.    Сук, И.С. Врачебная тайна / И.С. Сук. – Киев, 1981.
4.    Сорокин, Т.Т. Роды и психика / Т.Т. Сорокин. – Минск, 2003.
5.    Свядощ, А.М. Неврозы / А.М. Свядощ. – СПб., 2008.

In article questions of ethics and deontology in medicine, in system the doctor-sick are stated. It is told about fea¬tures of medical ethics and deontology in obstetrics and gynecology. About that at treatment of patients with gynecologic diseases there is a set of problems of is intimate-sexual, psychological, social and ethical character that essentially compli¬cates activity of medical workers and requires special preparation.

]]> http://my.loc/?feed=rss2&p=132 0