В последнее время все больше работ посвящается изучению политического дискурса. Сегодня ученые не могут прийти к единому мнению в определении данного феномена, поэтому сложились различные концепции и подходы в изучении политической речевой дискурсии (когнитивный, функциональный, семиотический и др. подходы). Проблемам политического языка и политической коммуникации посвятили свои работы такие современные исследователи, как М.Н. Грачев, В.З. Демьянков, О.С. Иссерс, О.Н. Паршина, А.А. Романов, А.П. Чудинов, Е.И. Шейгал, и др.
О.С. Иссерс сравнила язык с кривым зеркалом. По ее образному выражению «язык как инструмент воздействия не может быть «нормальным зеркалом» – он (вне зависимости от воли говорящего) всегда в той или иной степени оказывается кривым зеркалом, «кривизна» которого определяется коммуникативными задачами автора и его картиной мира» [1, с. 71].
Основное назначение политической коммуникации – борьба за власть. По мнению многих ученых (в рамках семиотического подхода), всякая власть выражается в языке. А политика – это «не что иное, как кодифицированные знаки, развертываемые при помощи акта высказывания в социально-семиотический процесс – речевую дискурсию, понимаемую как совокупность речевых (дискурсивных) практик, оказывающих влияние на формирование представления об объекте (факте, явлении, процессе), который они представляют» [2, с. 4].
В своей речи политик оперирует символами, «а ее успех предопределяется тем, насколько эти символы созвучны массовому сознанию: политик должен уметь затронуть нужную струну в этом сознании; высказывания политика должны укладываться во «вселенную» мнений и оценок <…> его адресатов, «потребителей политического дискурса» [3].
Производство, строение и функционирование различных знаковых систем, хранящих и передающих информацию, изучает научная дисциплина семиотика. Итак, какие же знаки и символы образуют семиотическое пространство политического дискурса? Рассмотрим классификацию знаков, предложенную А.А. Романовым в книге «Политическая лингвистика» [2].
Знаки в политическом дискурсе можно разделить на вербальные, невербальные и смешанные. К вербальным знакам относятся слова, высказывания, прецедентные тексты. К невербальным – флаги, эмблемы, портреты, бюсты, здания, определенные действия, сами политики. К смешанным знакам относятся гимн, герб или родовой знак. А.А. Романов предлагает также разделение знаков политического дискурса по функциям, обращая внимание на то, что один и тот же знак может участвовать в выполнении любой из них: интегрирующие, агональные и знаки ориентации.
Знаки государственной символики (флаг, эмблема, гимн, герб) относятся к числу объединяющих знаков. «Их функция – самоидентификация личности политика с нацией, ее визитная карточка, своеобразная «метка своей территории», олицетворение независимости и суверенитета страны» [2, с. 44]. Символы государственной власти выражают прежде всего чувство патриотизма, являются носителями общенациональной идеи. Так, в День Государственного герба и флага в своем послании А.Г. Лукашенко сказал: «В государственной символике нашей страны воплощены приверженность белорусов к созидательному труду и социальной справедливости. Поэтому сегодняшний праздник без сомнения можно причислить к датам, которые сплачивают нацию, выражают силу духа и характер народа» («СТВ», 11.05.2008).
К интегрирующим знакам политического дискурса А.А. Романов относит поведенческие знаки – ритуальные политические события. Например, инаугурация, праздничная демонстрация, парад, посещение политиком мероприятий, предприятий, воинских частей. Также к поведенческим знакам относятся и действия неритуального характера – политические акции, которые являются театрализованной метафорой. Например, 28 декабря 2010 года во Львове состоялась «акция – итог деятельности Президента Януковича и его команды при власти». Участники были одеты в маски различных политиков. Как пишет Севастопольское агентство новостей: «На площади была установлена елка, которая символизировала Украину, на которой повесили новогодние шары и бумажные листы с надписями предвыборных обещаний Януковича <…>. В рамках театрализованной акции персонажи: Азаров, Табачник, Тигипко, Янукович, Могилев, Хорошковский, Колесниченко и Литвин положили под елку пакеты с «подарками» для Украины: Харьковские соглашения, Налоговый кодекс, решение о подорожании газа для населения…» («Севастопольское агентство новостей», 29.12.2010). В данном случае акция является знаком, т.к. несет информацию не о себе самой, а выражает протест против действия властей. «Театрализованный политический дискурс – это уже не отдельная метафора или перифраза, а целая модель действий, сценарное ранжирование, дающее в итоге новую оценочную категорию», – пишет Л.Н. Синельникова [4, с. 465].
Сами политики также относятся к символам власти, в том числе и их так называемые «вербальные и невербальные корреляты» (имена, портеты, скульптуры) и фиксированная в виде языковых дискурсий деятельность (указы, призывы, речи). А.А. Романов разделяет политиков на три группы. Рассмотрим каждую из них и приведем примеры:
1. Политик как актер. Политик исполняет отведенную ему роль, создает свой имидж или придерживается имиджа, созданного для него имиджмейкерами. Так, например, средства массовой информации окрестили Путина, Черномырдина, Берлускони тефлоновыми политиками. Они «исполняют роль» политиков, к которым «не пригорает» никакая критика. Так, журнал «Континент» пишет о Сильвио Берлускони: «В лице Сильвио Берлускони мы имеем дело с итальянским вариантом «тефлонового политика». Если вспомнить все скандалы, в которых был замешан итальянский премьер за годы своего пребывания на посту главы правительства (и раньше), то представляется невероятным, как он умудрялся оставаться – нет, не у власти – на свободе» («Континент», 25.04. 2006). О.С. Иссерс отмечает, что в постсоветской России наибольшей популярностью пользуются роли Патриота и Державника, Избранника народа, Простого человека, Хозяина и Сильной руки, Борца за социальную справедливость [1, с. 72–73];
2. Политик как представитель группы, как знак, метонимически замещающий группу. Например, партия Жириновского, общественно-политическое объединение Лужкова.
3. Политик как символ определенных политических взглядов, концепций, направлений. Например, «Борис Ельцин – это вечное клеймо «российской демократии»» (заголовок из «ЦентрАзия», 03.02.2006).
Важнейшими ориентационными знаками политического дискурса являются имена политиков (антропонимы). Особое место среди антропонимов занимают прозвища, которые широко используются средствами массовой информации для создания образов политиков. Так, например, Е.Т. Гайдар – это Извергатель бредовых идей («Советская Россия» (Москва), 08.02.1996), ERROR Гайдар («Звезда» (Москва), 09.09.1999). Множество прозвищ получил М.С. Горбачев, которого ярко описывает газета «Комсомольская правда»: «Горбачев стал первой жертвой словесного жанра. «Горби», «Горбатый», «Горбач», «Мишка», «Меченый», «Балаболка», – народ и аппарат вовсю поупражнялись в поддевке своего генсека. Дальше больше. Нынешняя Госдума превратилась вовсе в сплошную обзываловку» («Комсомольская правда» (Москва), 19.06.1998).
Значительное место в семиотическом пространстве политического дискурса занимает афористика политической коммуникации, которая относится к ориентирующим знакам, по которым политик опознается в дискурсе. Так, например, мастером афористики можно назвать В.В. Жириновского, запоминающегося своими яркими высказываниями: «Женщина должна сидеть дома, плакать, штопать и готовить» («Куранты» (Москва), 19.03.2003); «Во всем мире есть чиновники-идиоты, но наши отличаются особой глупостью» («Труд» (Москва), 26.07.2002); «О какой демократии вы говорите, если 65 % территории России – вечная мерзлота?!» («Московский комсомолец» (Москва), 23.12.2002).
Употребляются в политическом дискурсе также знаки вербальной агрессии, которые включают бранную лексику и политические ярлыки. К политическим ярлыкам можно отнести такие политические термины, как: мигранты, оккупанты, национальные меньшинства, лица кавказской национальности, коммуняки. В ярлык их превращает идеологическая установка – оценка политического противника с позиции «наш – не наш».
Особую роль в политическом дискурсе занимает политический миф. Приведем интересный пример из книги В.П. Шейнова «Психология лидерства, влияния, власти», который описывает скандал, случившийся в США в 2007 году: «Рядовой армии США Джессика Линч обвинила армейское руководство в том, что ее, помимо ее воли, превратили в героиню-мученицу. Миф родился в 2003 году, когда якобы раненую и отстреливавшуюся до последнего патрона Линч захватили иракские боевики, пытали и допрашивали. А потом мужественный американский спецназ якобы с риском для жизни освободил Джессику. Все это было заснято на видео. На деле же девушка попала в автоаварию, ее лечили иракские врачи и даже пытались на «скорой» отвезти в расположение ее подразделения. Но сослуживцы обстреляли машину, а через несколько дней устроили шоу в пустом госпитале, «штурмуя» палату Линч. Спасенная оказалась «неблагодарной» и рассказала об этом шоу всем американцам» [5, с. 430]. В политике миф не всегда является выдумкой, чаще он – полуправда. Как пишет Г. Лассвелл, «политический миф содержит в себе «фундаментальные допущения», касающиеся политических вопросов. Он состоит из символов, к которым прибегают не только с целью разъяснения, но и оправдания специфических практик власти» [6, с. 268].
Таким образом, при семиотическом подходе политический дискурс является знаковой системой, в которой информация циркулирует между различными элементами политической системы. Знаки семиотического пространства политического дискурса подразделяются на вербальные, невербальные и смешанные. При функциональном подходе делятся на интегрирующие, агональные и знаки ориентации. Важную роль в политическом дискурсе занимают политические мифы, состоящие из символов. Успех политических речей в борьбе за власть обуславливается тем, насколько знаки и символы, которыми оперирует политик в своей речи, совпадают с мнениями и оценками массового адресата политического дискурса.
Список литературы
1. Иссерс, О.С. Что говорят политики, чтобы нравиться своему народу / О.С. Иссерс // Вестник Омского университета. – 1996. – Вып. 1. – С. 71–74;
2. Романов, А.А. Политическая лингвистика: Функциональный подход / А.А. Романов. – Москва–Тверь: ИЯ РАН, ТвГУ, 2002. – 191 с.
3. Шапочкин, Д.В. Когнитивные аспекты в политическом дискурсе [Электронный ресурс]. – 2005. – Режим доступа: http://www.russian.slavica.org/printout1668.html
4. Синельникова, Л.Н. Лингвополитология: координаты междисциплинарности / Л.Н. Синельникова // Ученые записки Таврического национального университета им. В.И. Вернадского. Сер. Филология. – 2007. – Т. 20 (59). – № 3. – С. 461–469;
5. Шейнов, В.П. Психология лидерства, влияния, власти / В.П. Шейнов. – Минск: Харвест, 2008. – 656 с.
6. Лассвелл, Г. Язык власти / Г. Лассвелл // Политическая лингвистика. – 2006. – Вып. 20. – С. 264–279.