Игнатович Г.А. СПОСОБЫ ДОСТИЖЕНИЯ ЭКВИВАЛЕНТНОСТИ ПЕРЕВОДА ЭВФЕМИЗМОВ В НЕМЕЦКОМ И РУССКОМ ЯЗЫКАХ (НА МАТЕРИАЛЕ ХУДОЖЕСТВЕННЫХ ТЕКСТОВ)

К одному из неопределённых лингвистических явлений относится с точки зрения лексической интерпретации многочисленный класс слов-эвфемизмов. Слово «эвфемизм» (от греч. eu- «хорошо», phemi- «говорю») со времен древних греков употребляется для обозначения стилистического тропа, выполняющего роль словесного смягчения [1, c. 90].

Данной проблеме посвящено достаточно большое количество исследований, однако в силу современных тенденций развития немецкого и русского языков их результаты быстро устаревают. Подавляющее большинство ученых акцентируют внимание на способности эвфемизмов выполнять функцию вуалирования и запрета, однако отмечают, что единой интерпретации эвфемии не существует. Малоизученными или совсем неизученными остаются причины формирования политкорректного и толерантного языка, в котором запрещено использование определенных слов и выражений. Вероятно, возникающие трудности обусловлены самим историческим процессом, переживаемым сегодня социумом, и повсеместной представленностью вербальных средств передачи косвенных смыслов, к которым относятся и эвфемизмы. Несмотря на большое количество работ, посвященных эвфемии, многие связанные с нею вопросы остаются нерешенными, в частности, вопрос о трудностях перевода эвфемизмов. Переводческий подход к изучению эвфемизмов позволяет проникнуть вглубь механизма перевода и попытаться определить набор тех приемов, которые использует переводчик, решая проблему эквивалентности перевода, являющуюся центральной в переводоведении и требующую дальнейшего рассмотрения.

Кроме того, при изучении иностранного языка, в частности, немецкого, единицы лексического уровня всегда представляют наибольшую трудность для освоения. Знание особенностей немецкой лексикологии во многих случаях помогает избежать руссицизмов, т.е. дословных переводов предложений с русского языка на немецкий, и, безусловно, придает речи говорящего на иностранном языке необходимую выразительность и образность.

Среди многочисленных сложных проблем, которые изучает современное языкознание, важное место занимает изучение лингвистических аспектов межъязыковой речевой деятельности, которую называют «переводом» или «переводческой деятельностью». Перевод — деятельность, заключающаяся в передаче содержания текста на одном языке средствами другого языка, а также результат такой деятельности [2].

Российский языковед В.Н. Комиссаров, занимающийся теорией перевода, отмечает, что при переводе текстов неизбежны потери, связанные с трудностями передачи особенностей поэтической формы, культурных или исторических ассоциаций, специфических реалий. Он придерживается точки зрения, что «абсолютная тождественность перевода оригиналу недостижима и это отнюдь не препятствует осуществлению межкультурной коммуникации» [3, с. 116]. Вследствие отсутствия тождества отношение между содержанием оригинала и перевода обозначается термином «эквивалентность». Эквивалентность рассматривается как одно из ключевых понятий в переводческой науке.

В зависимости от того, какая часть содержания передается в переводе для обеспечения его эквивалентности, различаются разные уровни (типы) эквивалентности. На любом уровне эквивалентности перевод может обеспечивать межъязыковую коммуникацию. Как пишет В.Н. Комиссаров, конечная цель перевода заключается в установлении максимальной степени эквивалентности. В связи с разной степенью смысловой близости перевода к оригиналу он выделяет пять типов эквивалентности [3, с.116].

Первый тип эквивалентности, согласно его определению, сохраняет минимальную близость перевода к оригиналу, при этом сохраняется только цель коммуникации. Высказывание может выполнять эмотивную функцию, т.е. вызвать у адресата определенную реакцию, референтную функцию, выраженную в подразумеваемом смысле высказывания. В каждом случае сохранение цели коммуникации является необходимым и достаточным условием эквивалентности.

При втором типе эквивалентности, согласно исследованию В.Н. Комиссарова, перевод содержит бóльшую степень близости к оригиналу, чем в первом случае, при этом в высказывании никогда не указываются все признаки описываемой ситуации, а называются только некоторые из них.

Четвёртый тип эквивалентности сохраняет цель коммуникации, указание на ту же ситуацию и способ её описания и, к тому же, при переводе сохраняется и часть значения синтаксических структур исходного текста. «Порой полный синтаксический параллелизм сохранить не удается, тогда в этом типе эквивалентности наблюдаются различные случаи синтаксического варьирования», например, изменения порядка слов при переводе, если его функции в двух языках не совпадают или простые предложении нередко заменяются сложными, придаточные определительные переводятся причастными оборотами [3, c. 120].

При пятом типе эквивалентности, по его определению, перевод обеспечивает наибольшую близость к оригиналу, где переводчик стремится как можно полнее воспроизвести значение слов оригинала с помощью дословного перевода.

Явление эвфемизации представляет научный интерес, поскольку эвфемизмы употребляются во многих сферах языкового общения, особенно в художественной литературе. В творчестве многих писателей прошлого и настоящего прием эвфемизации используется как один из стилистических ресурсов русского языка. Для характеристики эвфемизации речи художественная литература является достаточно достоверным источником. В качестве материала исследования были привлечены художественные тексты русской классической литературы 19 века Н.В. Гоголя, Ф.М. Достоевского, И.А. Гончарова, Л.Н. Толстого, А. С. Пушкина, И.С. Тургенева, А. П. Чехова в немецких переводах из национального корпуса русского языка [4].

В результате исследования было установлено, что такие сферы как смерть, болезни, сверхъестественные силы, а также личные сферы подвергаются наибольшей эвфемизации речи в художественной литературе. Так, например, в произведениях Н.В. Гоголя «Мёртвые души» и «Вечера на хуторе близ Диканьки» для обозначения дьявола писатель прибегает к различным эвфемизмам типа «лукавый», «чёрт», «нечистый», «бес»:

‘Лукавый, что ли, миром ворочает, ей богу!’ Als ob der Böse die Welt regiert, bei Gott! [4]

‘Может быть, это и правда, что ты ничего не скажешь худого, – подумала про себя красавица, – только мне чудно… верно, это лукавый!’ Vielleicht ist es auch wahr, dass du mir nichts Schlechtes sagen wirst –, dachte sich die Schöne, – aber es ist mir so wunderlich zumute… das macht gewiss der Böse! [4]

‘На старости и его чорт попутает: спустит потом всё вдруг.’ Im Alter wird auch ihn der Böse verführen – er wird alles auf einmal zum Fenster hinauswerfen [4].

То же самое явление мы можем наблюдать и в произведениях А.П. Чехова «Дуэль», И.С. Тургенева «Отцы и дети»:

‘– Нечистый попутал: иди да иди… Вот и пошел, и чуть в кукурузе не помер от страха.’ Der Böse hat mich verführt, und ich bin ihm gefolgt und wäre vor Schrecken gestorben dort im Maisfeld [4].

‘Он ловил самого себя на всякого рода «постыдных» мыслях, точно бес его дразнил.’ Er ertappte sich selbst über weibischen Gedanken, als ob der Böse ihn versuchen wollte [4].

При переводе мы видим, что данные эвфемизмы заменяются словом «der Böse» (букв. «злой»). Это подчёркивает тот факт, что в культурах русского и немецкого народа дьявол является духом, который подстрекает людей к совершению греха, злых и недобрых поступков.

Табу на имена сверхъестественных сил является одним из древнейших табу. Если до возникновения монотеистических религий табу касалось имен богов и духов, и в его основе лежала вера в магическую силу слова, то после возникновения монотеистической религии возник библейский запрет на имя Бога. Оно относится к непроизносимым nomina sacra, в связи с этим возникло множество номинации, замещающих прямое наименование der Gott «Бог», которые могут выполнять функции эвфемизмов. Так, в произведении Ф.М. Достоевского «Братья Карамазовы» словосочетание «вечный судья» будет выполнять функцию эвфемизма и переводится на немецкий язык субстантивированным прилагательным «der Ewige»: ‘Прости ему вечный судья за сорокалетние прелести, как и я прощаю, но ведь это… ведь это знаете кто?’ Möge ihm der Ewige Richter die vierzigjährigen Reize verzeihen, so wie ich sie ihm verzeihe! Aber wissen Sie, wer es war, wer das geschrieben hat? [4]

В русской художественной литературе обнаруживается достаточное количество эвфемизмов на тему болезни и смерти. Это объясняется тем, что людям часто приходится скрывать правду, чтобы смягчить неприятную или страшную информацию, не травмировать словами. Это касается, прежде всего, случаев, сопряженных с тяжелыми болезнями и со смертью. Примером может послужить отрывок из знаменитого романа-эпопеи Л.Н. Толстого «Война и мир»: ‘Ах, мой друг, религия, и только одна религия, может нас, уже не говорю утешить, но избавить от отчаяния; одна религия может объяснить нам то, чего без ее помощи не может понять человек: для чего, зачем существа добрые, возвышенные, умеющие находить счастие в жизни, никому не только не вредящие, но необходимые для счастия других – призываются к Богу, а остаются жить злые, бесполезные, вредные, или такие , которые в тягость себе и другим.’ Dennoch, meine liebe Freundin, die Religion und nur die Religion allein kann uns, wenn ich auch nichtsagen möchte trösten, so doch vor der Verzweiflung retten; nur die Religion allein kann uns das erklären, was der Mensch allein und ohne ihre Hilfe niemals begreifen würde: warum gute, hoch herzige Menschen, die ihr Glück auf Erden finden würden und nicht nur niemandem schaden, sondern auch für das Glück anderer unentbehrlich sind, warum solche Menschen von Gott abberufen werden und solche, die böse, unnütz und schädlich sind und anderen und sich selber nur zur Last fallen, am Leben bleiben [4]. Из данного примера видно, что вместо слова «умирают» автор использовал выражение «призываются к Богу». На языке перевода это высказывание будет звучать как von Gott abberufen werden, что дословно обозначает «быть отстранённым от Бога». В данном случае это высказывание используется в переносном значении в качестве эвфемизма и означает «быть призванным обратно к Богу». Эвфемизация на тему смерти также видна и в произведении Н. В. Гоголя «Шинель»: ‘…можно было только видеть, что беспорядочные слова и мысли ворочались около одной и той же шинели. Наконец, бедный Акакий Акакиевич испустил дух. ’ …man konnte nur unterscheiden, daß sie alle sich um ein und denselben Mantel drehten. Endlich gab der arme Akaki Akakiewitsch seinen Geist auf [4].

Эвфемизация в поэме Н. В. Гоголя «Мертвые души» связана, главным образом, с категорией неопределенности. Категория неопределенности объединяет многочисленные прагматические задачи говорящего: заинтересовать, сказать так, чтобы не обидеть, приукрасить, создать адресату условия для сотворчества, ввести в заблуждение, сделать речь убедительной, что вполне соответствует целям эвфемизации в художественной речи. Это можно проследить на следующем примере: ‘Никогда не говорили они: «я высморкалась», «я вспотела», «я плюнула», а говорили: «я облегчила себе нос», «я обошлась посредством платка».’ Niemals sagten sie: Ich habe mir die Nase geputzt, ich schwitze, ich habe ausgespuckt, sondern sie sagten: „Ich habe mir die Nase erleichtert, ich bediente mich eines Taschentuchs“ [4]. Вместо «высморкаться» происходит замещение прямого наименования эвфемизмом «облегчить себе нос» или «обойтись посредством платка». На языке перевода глагол erleichtern будет означать «облегчиться, отправлять естественную потребность» и использоваться в качестве эвфемизма.

Таким образом, из приведенных выше примеров видно, что эвфемизмы – очень сложное и противоречивое явление в языке. В ряде случаев их использование кажется вполне правомерным. Так, в художественной литературе эвфемизмы – эффективное стилистическое средство для писателей, которые прибегают к нему с целью оживления языка персонажей. Мы видим, что важнейшая особенность речи в том, что она непосредственно связана с социальными условиями. Слово же выступает в качестве основного элемента языка и может иметь, как уже отмечалось, различные значения в зависимости от той или иной ситуации. Многообъемный характер слова отнюдь не случаен, поскольку именно в этом находит отражение обобщенный характер связи между словом-понятием и реальным миром. Следовательно, в слове-понятии находят выражение самые существенные наши представления о данном реальном объекте.

Список использованных источников